Точка Немо

— Три три один! Обладатель номера три три один есть на трибунах?

Среди мусорщиков показалась рука.

— Назовитесь!

— Эл, Мэтиссон!

— Эл Мэтиссон посетит бал и поборется за руку любой из пяти наших невест.

Франклин, оглядев публику, сделал хитрый вид.

— Друзья! Поскольку невест пятеро, мы разыграем еще один билет на бал! Но — только среди тех, кто готов кое-чем пожертвовать. Правила просты — вы вызываетесь и получаете право пробить в ворота от других ворот. Если забиваете в девятку, билет ваш. Если промахиваетесь — навсегда лишаетесь права на участие в лотерее. Кто готов?

По трибунам прошел ропот. Задача и правда была непростая — между воротами около пятидесяти метров. На трибунах нашелся лишь один отчаянный футболист. К удивлению Франклина, Лон тоже вызвался участвовать в состязании.

Первым бил отчаянный — парнишка лет двадцати, с худыми бледными ногами, нескладный, неловкий даже в походке. Он встал у мяча, по щиколотку в воде, присмотрелся к дуге, которую специально навесили на «девятку» ворот, чтобы точно оценить — угодит туда мяч или нет. Бить решил с шага, без разбегу — да и как разбежишься для точного удара в воде? Стадион притих, Лон наблюдал за происходящим внимательнее всех. Парнишка занес ногу, и уже в этот момент Лон понял, что он не попадет — глаз уловил заметную дистанцию между согнутым коленом и мячом — бах! Мяч улетел выше ворот. Несчастный, осознав, что его проделка стоила ему гипотетической супруги, понуро побрел с поля. Франклин вызвал Лона. Тот легкой походкой, преодолевая воду так, будто бы ее и нет, подошел к мячу. Взял его в руки — мяч был необычным — из пластика, очень жестким, будто набитым какой-то плотной ватой, а не надутый воздухом. Лон подкинул мяч и поймал ногой, голеностопом, покачал его. Стадион пришел в настоящее напряжение — стало ясно, что шансы Лона реальны. Лон уронил мяч с ноги в воду, замахнулся, и по изящной, изогнутой траектории отправил мячик прямо в девятку. Стадион взвыл. Франклин закричал: «Билет достается Лону, вновь прибывшему, из клана военных! Что ж, будем считать, что это хороший знак для их команды». Футболисты начали выходить на поле, взгляды всех военных были прикованы к Лону.

Лон получил свой билет из рук Франклина и отправился к своим, к новичкам. Он встал рядом с Данитой, с которой перемигнулся. Данита улыбнулась в ответ — это значило, что завтра она скорее ответит «да» ему, чем другим. Лон придвинулся к Даните насколько смог, незаметно протянул ей билет, она посмотрела на него и вернула обратно, задержав пальцы в ладони Лона. Все это не ускользнуло от глаз Пуна, который придвинулся к Лону.

— Эй. Я буду решать, когда она выходит замуж!

— Ты в курсе, какие здесь законы? Завтра ее заставят выйти замуж, хочешь ты этого или нет, — парировал Лон.

— Я знаю.

— Ну и? Ты предпочтешь отдать ее неизвестно кому, чем мне, который прошел с тобой в миллиметре от смерти и не обосрался?

— Надо было сразу сказать, что я его жена, — неожиданно выпалила Данита с вызовом.

— И хорошо, что не сказала. Вы же ничего не знаете друг о друге, — вступил в разговор и Чепмен, который, видимо, уже обдумывал подобный вариант.

Пун задумался — действительно, ничего хорошего на этом балу его сестру не ждет. Данита, хоть и слушала разговор брата с Лоном, продолжала улыбаться — она понимала, что ситуация сейчас Пуну не подконтрольна.

Обсуждение проходило на фоне уже идущего матча. Из-за залитого водой поля игра больше напоминала пляжный футбол: много навесов и ударов головой, нет нижних пасов. На поле выделялся Грэм, парень лет тридцати, капитан команды мусорщиков — наверное, он был единственным, кто хотя бы знал правило — отдал-открылся. В остальном футбол напоминал невнятную возню с редкими ударами по воротам.

— Зачем они воды налили? — удивлялся Чепмен.

— Это от падений. Поверхность жесткая, — молниеносно ответил Лон, — а уровень у них — как во дворе. Какой-то бред, чушь… вообще не умеют играть. Черепахи ползают по полю, пинают друг друга по ногам.

Эмма и Джеральд не обращали внимания на футбол. Джеральд все бормотал — почему же они не взяли на матч Мими? Эмма сдерживала слезы и смотрела перед собой невидящим взглядом. Она все думала о той страшной работе, где дают рыбу, — и понимала, что выхода нет, и придется завтра как-то пристроить туда Джеральда. Наверное, надо будет попросить помощи Крюгера.

Пун, который долго обдумывал свою мысль, наконец ее сформулировал и обратился к сестре. Чтобы никто ничего не разобрал, он перешел на филиппинский язык:

— Данита, ты будешь моей женой.

— Что? — не поняла Данита.

— Мы скажем, что мы муж и жена. Что мы не поняли сразу, что случилось, плохо говорим по-английски. Мы друг о друге знаем все. Ты рассказывай все о нашей семье, а я — о семье Пешавайи, будто я их старший сын. Тогда нас не поймают.

— Пун, ты с ума сошел?

— Это ты сошла с ума, позоришь меня, готова лечь под первого встречного. Отец бы тебя уже на части разорвал за такое поведение. Я старший, я за тебя отвечаю, — настаивал Пун.

— Да ну? Я сутки просидела в каком-то контейнере, ты даже не пришел.