Точка росы

Первые воспоминания всегда связаны с поверхностями: ощупывание для младенца — главный путь познания мира, и я помню в самом начале — кусок гофрированного картона, отделявшего мою кроватку от серванта, помню твёрдость кубиков с алфавитом, помню, как волна прибоя смыла меня с берега и всё полетело кувырком, с открытыми глазами: клочья водорослей, ракушки, камни. И хотя детство — это солнечный янтарь, в котором застывает мир, избавленный от несуществования, мы рождаемся с тайным знанием смерти, просто в детстве воля к жизни сильнее, чем в зрелости; привычка размывает едва ли не всё подлинное в понимании вселенной.

О корнях своей семьи я знаю немного. По отцовской ветви — это крестьяне Южного Урала и евреи юга России. По материнской — крестьяне Ставрополья и субботники из Восточной Украины. Иногда думаешь, что в тебе могло бы быть взято от тех или других, пробуешь примерить ту или иную модель поведения, это неизбежно и преобразует реальность не меньше, чем генетическое наследие: заповедь «Помни!» — это инстинктивная ДНК цивилизации. Один мой дед — уральский крепкий парень, не достигнув ещё тридцати лет, погиб в новогоднюю ночь в бою на Втором Белорусском фронте. Другой дед, сын раввина-субботника, был ранен на Финской войне и в Великую Отечественную строил линию обороны от Моздока до Баку, где применил свой опыт столкновения с неприступной фортификационной линией Маннергейма.

Что такое род и как он влияет на жизнь человека? В Иерихоне археологи сделали удивительную находку, относящуюся к натуфийской культуре мезолита, — открыли особенный тип заупокойного культа прародителей, чьи черепа обмазывались глиной для сохранения плотского облика. Наполненные землёй, со вставленными в глазницы ракушками, черепа хранились у очага древнего жилища вместе с идолами. О чем думал допотопный человек, всматриваясь в ракушечные щёлочки в глазницах своих праотцов? О том, что они — его воинство, в котором обретается защита? Такое отношение к родичам сохранилось и у нас — каждый род обладает своей мифологией, своими гераклами и эдипами. Хорошо это или плохо — иной вопрос. К тому же глубокой истине может противоречить другая, не менее глубокая истина, ибо мироздание содержит принцип дополнительности как образующую структуру своего устройства. Родовая связь в веках сосуществует с пониманием того, что душа каждого даётся ему новой и чистой, никак не связанной ни с наследием, ни с наследственностью, а значит, свободной от роковой зависимости вольного или подсознательного подражания. «Боже мой! Душа, которую ты дал мне, чиста; Ты её сотворил, Ты её образовал, Ты её вдохнул в меня, Ты её хранишь во мне, Ты некогда её у меня примешь и возвратишь мне в будущности грядущей», — говорится в утренней еврейской молитве.

Самое первое осознание мира пришло ко мне во время двух событий, необыкновенно слившихся друг с другом. Помню: засыпаю на балконе и смотрю в звёздное небо, вижу, как летит через него светлячок, о котором ещё не знаю, что это спутник. И потом вспышкой различаю крапчатого жука-короеда, едва видимого на коре тополя, и понимаю, что его надкрылья полны той же млечной мути, какую создавали звёзды, падавшие в меня в тот поздний вечер, когда я засыпал на балконе. Почему именно метафорой явился в моё сознание мир, почему именно в ту минуту впервые в жизни ум оказался переполнен невесть откуда взявшейся вселенной? Метафора, сравнение — способ познания неведомого через уже понятное, но почему мне, ещё толком не умевшему говорить, довелось увидеть отражение Млечного Пути в тусклом глянце умело прячущегося жука? Было так приятно ощущать в ладони упрямую упругость его лапок.