Точка росы

— Осенью я повстречался с Белоусовым. Случайно. В офисе компании, где я работаю, проходил какой-то брифинг, и в холле я его встретил. Мы сели в буфете, коротко переговорили. Я не стал говорить о своих злоключениях. О них вообще никто так и не узнал тогда: Кропин распорядился не поднимать тревоги, всё скрыть. И мне это было на руку не меньше, чем ему. На пятый день моего отсутствия к Кропину пришёл Николай и сказал, что вода спа́ла, что теперь он пойдёт за мной на другой берег. Из слов Белоусова я понял, что исчезновение моё журналисты не заметили. Охрана всю ночь с фонарями шарила по лесу, ездила по дороге, пытаясь перехватить Кристофера на пути к посёлку. Журналисты толком не спали, выходили время от времени из своих комнат, чтобы узнать новости. Кристофера нашли около семи утра, уже совершенно пьяным. «Мы, — рассказывал Белоусов, — зелёные после бессонной ночи, встретились за завтраком. Молча жевали, подошёл Кристофер, спросил парня из Bloomberg: „Sleepy?“ Тот кивнул, на этом разговор закончился. Потом нас повезли смотреть какую-то районную больницу, которую построил Кропин. Доктора, наряженные специально для журналистов в накрахмаленные халаты, пытались нас водить по палатам, мы походили немножко, потом кто-то отпросился в туалет, потом ещё кто-то, и мы вышли на улицу, под дождь, ждать, когда закончится экскурсия для парочки самых стойких. Часа через два мы уже должны были вылетать. В аэропорту советники Кропина нас собрали и сказали, что не стоит писать об инциденте с Кристофером. Намекнули, что у людей, которые об этом напишут, могут быть потом проблемы с аккредитацией…»

— Спасибо, что живой, — перекрестился Юрий Иванович.

— Николаю я купил в Москве снегоход «Буран» и запчасти к нему — и послал железной дорогой.

Сергей встал от костра и скрылся в речной тьме, откуда зазвенел бубенцами, сматывая удочки.

2012

Соль

Дипломат не должен себя так вести, но он на неё орёт.

Она знает, что не ударит, и потому ни с места.

Он — широкоплечий, высокий, чуть сутулый, тонкая кость, лицо узкое, моложавый, седые волосы и чёлка, роговые очки-велосипед.

Она в берете, простое правильное лицо, дорогая одежда с неброским изыском — шерстяная юбка, пальто.

У него трясутся плечи от гнева, он рубит рукою воздух и так орёт, что прохожий на этой узкой венской улочке, не сбавляя, впрочем, шаг, спрашивает: «Всё в порядке?»

Он отмахивается, бросая: «Всё отлично». И переходя на свистящий яростный шёпот: «Как ты не понимаешь? Это важный момент, показать стихи такому мэтру! А ты… Ты всю жизнь мне палки в колёса вставляешь».

Она стоит прямо и не моргает.

Здесь, в Австрии, мало кто понимает шведский или финский, хотя и пора бы — и шведы, и финны часто проводят уик-энд в этой уютной столице вальса, Фрейда, Музиля, Малера, Витгенштейна, аншлюса.

Он дипломат и литератор, неудачливый средний поэт и мелкий старательный работник МИДа.

Нет, она не хочет от него детей, дважды делала аборт, а он желает свершений, уговаривает её пойти с ним на ланч в литературный клуб «Альте Шмиде» — в Старую Кузню в центре Вены, в двух шагах от собора Святого Стефана. В нём находится знаменитое распятие, на котором закреплён треугольный ящичек, в каких школьники хранят минералы, наполненный пеплом Освенцима. К ногам Христа прах жертв, которым у Бога нет объяснений, поместил папа римский Войтыла.

Старая Кузня в полуподвале под сводчатыми потолками заставлена верстаками, наковальнями, гирляндами всевозможных щипцов, киянок, молотов, молотков, молоточков. Здесь холодно, здесь все в верхней одежде. Тут высится пирамида горнила и старинный насос-улитка с хоботом для поддува. Толстенные промасленные доски пола, закопчённые стены, здание XVI века.

Великий Поэт стоит за столиком с тарелкой картофельного салата и бокалом красного и отвлечённо думает, что через полчаса следует ждать новостей: объявят нобелевского лауреата по литературе — что на этот раз ему, скорее всего, дадут. А то заждался. С презрением и скукой, хотя давно уже надо было вручить, конечно.

Старый приятель из редколлегии альманаха при этой Старой Кузне, где теперь располагается литклуб, обещал дипломату, если тот явится из Рима на фестивальный юбилей падения Берлинской стены, подвести его к Поэту. Это необходимо, чтобы произвести впечатление, запомниться, хоть и смутно, вручить визитку и взять у Поэта e-mail с разрешением прислать ему книгу: вдруг понравится и можно будет попросить отзыв или даже предисловие? Жена нужна, чтобы очаровать Поэта, — так учили их в дипломатическом корпусе. А любовник жены сейчас в Вене: француз, у него, увы, тоже семья, а то бы она давно бросила своего неврастеника — от него ни детей, ни покоя. Да она и сама не поймёт, почему она ещё с ним. Наверное, потому что не хочет детей вообще, но боится себе признаться, и не желает расстраивать мать с отцом. Если она сейчас улизнёт под предлогом пройтись по магазинам, то сможет встретиться с Франсуа в Novotel, куда он примчался вслед за ней из Парижа.