— Порой один танец, один взгляд может сказать больше, чем месяцы общения. Мне кажется, что я знаю вас, прекрасное создание, всю жизнь. Так чего же мне еще искать? Я нашел свою любовь. Я отвезу Вас в Петербург и там мы обвенчаемся, если вы, конечно окажете мне такую честь и составите мое счастье. Я знаю, что должен был сначала получить согласие вашего отца, и он может счесть нашу беседу неприличной, но я хотел убедиться, что небезразличен Вам.
— Далеко не безразличны, я была бы счастлива стать вашей женой. — Мария светилась от счастья, с юного прекрасного личика не сходила улыбка.
— Тогда я немедленно буду просить вашего батюшку нас благословить! — с этими словами Зорин побежал искать покои Муромского, едва не сбив с ног любопытную Полю.
Не прошло и десяти минут, как в комнату вошли Павел и Евгений Васильевич, отец поспешил обнять дочь:
— Как быстро у вас все сладилось, дитя мое, я знал, что тебе недолго придется вальсировать на балах незамужней девицей, но что все произойдет так скоро, я и подумать не мог.
— Благослови, отец!
— Я вижу, как вы смотрите друг на друга, я старый, но еще не слепой, там, на балу я загадал, что твой первый партнер в танце станет твоим суженым, и все сбылось! Но скажу вам сразу, за Марией нет большого приданого, и если это вас не пугает.
— Ну что Вы, Евгений Васильевич, ей — Богу, не пугает!
— Ну, коли так… Полька, неси иконы!
— Так они уж готовы, барин.
— Ух, какая ты скорая — усмехнулся Муромский — поди, вы все сговорились!
Полина подала Евгению Васильевичу образа Богородицы и Иисуса Христа и он благословил молодых, смахивая слезу радости.
— Милые мои, прошу вас только об одном, исполните отеческую просьбу, венчайтесь здесь, в храме Святой Троицы, где венчались мы с покойной Евдокией Николаевной, и где крестили тебя, Машенька!
— Ваша воля, Евгений Васильевич — легко согласился будущий зять.
Я посмотрел на Мафусаила глазами победителя и сказал, что он зря перенес меня в эту жизнь. В образе Павла Зорина я не сделал ничего плохого, я был уверен, что Павел и Мария — одно целое и мне ничего не придется менять в их жизни.
— Ты ошибаешься, Дима, Машенька прольет много слез из-за Зорина, он разобьет ее сердце. Ну, вот я и проговорился, старый дурак!
— Но как же так? — я изумился и не хотел верить словам ангела.
В следующие дни молодые готовили розовые билеты с извещениями о предстоящей свадьбе, которая должна была состояться 18 октября 1865 года. Зорин гостил в доме невесты ежедневно: они гуляли по саду, делились прошлым, мечтали о будущем. В одну из таких прогулок Павел осмелился сделать то, о чем мечтал еще в первом танце — он обнял и поцеловал Машу. Девушка залилась краской.
— Я сделал что — то не так, мой ангел? Простите, не сдержался… Ваша близость меня пьянит, я не в силах совладать с чувствами.
— Это вы меня простите за неопытность, я не знала вкуса слаще, чем этот первый поцелуй!
И Маша сама приблизилась к Зорину и осторожно коснулась своими губами его губ.
Смотреть на этот робкий и трепетный поцелуй было сплошным удовольствием.
— Завтра я еду в Петербург, нужно столько всего успеть: заручиться благословением моего батюшки, заказать кольца.
— А если он не благословит?
— Ну что вы? Я расскажу ему о Вас, и он непременно примет мой выбор.
— Я буду очень Вас ждать, не мыслю, как я проживу эти дни в разлуке?
— Это ненадолго, и впереди у нас будет целая жизнь, моя милая!
Они целовались. Целовались с такой жадностью и страстью, на которую способны два влюбленных до беспамятства.
— Ну, что ж, Дима пришло время оставить барышню и отправиться в след за Павлом Зориным. Здесь, в имении Муромских, жизнь пойдет своим чередом, Маша будет предаваться девичьим мечтам, и готовить подвенечный наряд, Полинка станет вздыхать и тоже грезить о любви, барин — вспоминать свою молодость. Судьба же молодых свершится в Петербурге.
Мы мчались в черной, лакированной карете, в боках которой отражалось солнце, кони рыли копытами землю, кучер в шапке с пером грозно щелкал кнутом. И вот пред нами «Петра творенье». Пышный, нарядный Петербург, город трагический и фантастический: одетая в гранит Нева, чудесные дворцы, соборы, парки с изумительными решетками.
Петербург встретил нас туманом, может быть, поэтому меня не покидало ощущение тревоги. Усадьба Зориных отличалась от усадьбы Муромских, как дворец от избы крестьянина: перед нами был двухэтажный дом из камня на высоком цоколе, жилая и хозяйственная зона четко разграничены, между ними разбит круглый сад с парниками и оранжереей.
— Барин, приехал! — закричал мужик, несший полное ведро воды — а батюшка ваш в доме, наверху, он должон был ехать на охоту, но что — то занедужил.
Мы переступили порог господского дома. Все помещения первого этажа имели выход в коридор с одномаршевой мраморной лестницей, ведущей в парадные покои второго этажа.