Точка возврата

— Но… это же незаконно, а что, если барин заявит на нас? — женщина выглядела испуганной, но явно заинтересованной предложением, сулящим большую выгоду.

— Это я беру на себя, главное, развлекайте его подольше и получше. Сомнения и страхи хозяйки борделя были развеяны. Сомневалась она недолго.

— По рукам!

Владимир Зорин стал мне противен. Если бы мне дали оружие, я вызвал бы его на дуэль, как было принято в то время. Я даже сжал кулаки от негодования. Это не укрылось от Мафусаила, и он положил руку мне на плечо: — Остынь, мой мальчик, тебе надо сохранять спокойствие, совсем скоро тебе придется вмешаться и изменить ход событий, мы сильно увлеклись происходящим и забыли о времени, я хотел показать тебе все подробно, но теперь ты увидишь лишь ускоренные кадры, нам нужно спешить. Смотри внимательно и ничего не пропусти. События вихрем закружились перед моими глазами. Вот отец поручает Павлу передать важное письмо и дает записку с адресом, вот Павел в гостиной у Натальи Николаевны, она протягивает ему бокал, он отказывается, но женщина убеждает его «хотя бы пригубить за знакомство». Затем я вижу молодого человека, которого раздевают и ласкают две девушки, он плохо соображает и все время шепчет «Маша, Марьюшка». Иногда он выходит из забытья, но ему снова наливают, и все повторяется сначала. Теперь перед нами имение Муромских. Ничего не подозревающая Маша готовится к свадьбе. Ее венчание состоится через два дня, и она примеряет свадебный наряд: белое кружевное платье с завышенной талией подчеркивает тонкий силуэт, неглубокое декольте, аккуратные небольшие рукава, пышная фата. Она — сама невинность.

Воздушная, счастливая и очень красивая! Наступает день торжества, все готово для таинства венчания, но Павла нет. Маша отказывается в это верить, но когда надежды не остается, она рыдает так горько, что у меня заныло в груди. Когда сил плакать уже не осталось, она смотрела на икону Божьей Матери с немым укором в глазах. Ее лицо было белым, как мел. Казалось, у нее помутилось сознание, и в ней не осталось больше ни капли жизненной энергии. Даже Мафусаил, глядя на ее страдания, то и дело вздыхал. Ни Полинка, ни отец не могли привести ее в чувства. Евгений Васильевич был сам не свой, он обещал отомстить «заезжему проходимцу, опозорившему дочь». Павел протрезвел лишь к вечеру, когда узнал, какой сегодня день, ему стало дурно. Он клял Наталью Николаевну и ее девиц такими словами, которых дворянин произносить не должен, обещал «разнести этот вертеп». Его вывели два молодчика и отвезли в отчий дом. Павел набросился на отца, кричал, что тот «сломал ему жизнь, разрушил счастье», Владимир Иванович пытался внушить сыну, что «скоро он и не вспомнит о провинциалке и скажет спасибо отцу».

Павел собрался немедленно ехать к Марии, упасть в ноги и все объяснить, но отец сказал, что поздно, девушка уже опозорена и никогда его не простит.

— А если ты меня ослушаешься и помчишься к ней, я пошлю девок, которые очень живо опишут, как ты проводил время накануне свадьбы и почему опоздал.

Паша метался по комнатам, как тигр в клетке, он бил посуду, на его руках была кровь.

Потом картинки поведали о событиях, произошедших много позже: я видел Павла на балах, затем в каких — то сомнительных заведениях, где он напивался до потери чувств. В эти моменты я узнавал себя. В его объятиях были женщины, самые разные, но жизнь в глазах, в которых раньше плясали чертики, погасла. Все, что он делал: веселился или предавался любви — делал механически, мне казалось, он просто прожигает жизнь, хочет, чтобы ее бешеные обороты убили его. Однажды на балу он специально оскорбил жену знатного вельможи и был вызван на дуэль.

Было раннее утро, секунданты и врач уже прибыли к месту дуэли, прибыли и противники.

Все собравшиеся поприветствовали друг друга поклонами. Распорядитель предложил примириться, но получил отказ от обоих сторон, тогда секунданты обозначили барьеры и зарядили пистолеты. Павлу предстояло стрелять первым. Я видел, что он даже не целился, его выстрел скорее был выплеском всей накопившейся боли, нежели попыткой спасти жизнь. Затем стрелял оскорбленный муж. Вот, кто целился долго! Я был уверен, он попадет в цель и отомстит за поруганную честь жены. Еще секунда и пуля вошла в тело молодого барина. Я подбежал к нему и услышал последнее, что он сказал:

— Машенька…

Можно испортить человеку жизнь, можно даже ее отнять, но убить настоящую любовь — невозможно. Вельможа был ни при чем, Павел бы все равно свел счеты с ненавистной жизнью. Владимир Зорин на похоронах единственного сына еле держался на ногах, если бы я мог, я бы спросил у него, доволен ли он теперь?

А что же Маша? Ее отец не пережил позора горячо любимой дочери и умер от сердечного приступа через неделю после дня, когда должен был вести дочь в храм Святой Троицы.

Обезумившая от горя барышня не нашла ничего лучше, как обвенчаться с Анатолием Калугиным, тем самым «старым хрычом, который танцует, как медведь». Полинка пыталась ее отговорить, но Маша говорила, что «теперь ей все равно, чьей быть, ее сердце окаменело».