Точка Зеро

Сев рядом на пол, Питер обнял ее и принялся молча поглаживать по спине, покачивая, словно убаюкивал ребенка. Слова не шли, да они были бы и лишними. Разочарование казалось таким острым, что ему тоже хотелось плакать.

А ведь надежда вовсе не казалась призрачной — напротив, она была такой ясной, солнечной. Та ночь в маленькой гостинице рыбачьего поселка, куда их привезли на экскурсию… Почему-то им обоим казалось, что в этот раз все должно получиться, что наконец у них будет ребенок. Прошла неделя, вторая, потом побежал другой отсчет-день, два, три… Глаза Люси сияли каким-то совершенно неземным светом: неужели?!

Он просил сделать тест, Люси отказывалась. «Понимаешь, тогда уже все станет ясно — да или нет. А я хочу еще… надеяться. Еще немного. Пусть пройдет неделя».

Неделя прошла, Люси купила в аптеке тест. Сказала: «Завтра утром…»

Наконец она перестала всхлипывать, только изредка судорожно переводила дыхание. Питер поцеловал ее в макушку, встал, помог подняться.

— Пойдем, Люс, надо поспать.

— Иди, я сейчас.

Он вернулся в комнату, лег. Сон, такой яркий, отчетливый, теперь казался подлой насмешкой. Но не только. Было что-то еще. Черное и горькое, как перестоявший чай. Непонятное. Пугающее…

Открылась и закрылась дверь ванной, щелкнул выключатель. Люси легла с ним рядом, прижалась крепко. Питер думал, что не сможет уснуть, но незаметно провалился в дрему без сновидений.

Завтрак заказали в номер, но есть не хотелось. Люси рассеянно ковыряла омлет, Питер ограничился тостом и чашкой кофе.

— Мне пора на заседание, — сказал он, стряхнув с брюк крошки. — Погода хорошая, я не стал машину вызывать. Не хочешь со мной пройтись? Потом можешь пешком вернуться или взять такси.

— Извини, я лучше полежу, — покачала головой Люси.

Питер шел по набережной к Пале-Бурбон[1], где проходили заседания межпарламентской комиссии, и снова, в который уже раз, прокручивал в мыслях сложившуюся ситуацию — так, словно рассказывал о ней невидимому собеседнику.

Признаться, Питеру никогда особо не хотелось иметь детей. Они казались ему инопланетянами, найти общий язык с которыми практически невозможно. Но, с другой стороны, и отвращения к ним он тоже не испытывал. И принимал необходимость размножения как данность. А еще надеялся как-нибудь полюбить своего ребенка, если он когда-нибудь появится.

Когда Питер женился на Хлое, вопрос, так сказать, престолонаследия для него вообще не стоял. Наследником дедушки Колина был дядя Роберт, у которого был сын, а затем появился и внук. Поэтому Питеру не было нужды волноваться, будут у него дети или нет. Будут — хорошо, нет — ну и не надо. Хлоя тоже не горела желанием стать матерью. Ей хотелось делать карьеру и жить светской жизнью. А уж чего точно не хотелось, так это портить фигуру.

Однако когда им подкатило к тридцати, Хлоя задумалась и решила, что бездетность портит имидж, накладывая печать некой ущербности. Они перестали предохраняться, но беременность так и не наступила. Питер малодушно боялся, что Хлоя заставит его идти к врачу, и вздохнул с облегчением, когда она махнула рукой: ну и ладно, раз не выходит — обойдемся. Впрочем, к тому времени секс с женой превратился для него в нудную и малоприятную обязанность, а потом, когда он окончательно убедился, что Хлоя ему изменяет, и вовсе сошел на нет. Ему и свой-то ребенок был не особо нужен, а уж чужой — тем более. Еще не хватало позориться с анализами ДНК.

И все же каждый раз, когда Питер собирался позвонить адвокату по бракоразводным делам, что-то его останавливало. Хотя родня и друзья давно считали, что он задевает рогами потолок, выносить свое грязное белье на публику казалось крайне отвратительным.

А потом внезапно все изменилось. Майк, Лиз и Энди погибли. Отцу врачи отвели всего несколько месяцев жизни. Дядя Роберт и так не отличался крепким здоровьем, а смерть сына, невестки и внука окончательно его подкосила. Титул, равно как и налагаемые им жесткие обязанности, неслись навстречу Питеру со скоростью курьерского поезда.

После похорон дед позвал его к себе в кабинет, налил бренди и достал из ящика стола тетрадь в голубой обложке. Полистал, открыл в конце и протянул ему: «Прочитай это».

Закончив, Питер закрыл тетрадь, одним глотком выпил бренди и посмотрел на деда. Расценить прочитанное как полный бред мешали два обстоятельства. Во- первых, в девяносто один год лорд Колин, разумеется, имел много проблем со здоровьем, но старческий маразм в этом списке определенно не значился. Во- вторых, о том же самом рассказывал Тони. И хотя после неудачной поездки в Рэтби Питер считал, что Тони и Пол устроили небольшую мистификацию, запись в дневнике это опровергала. Каждый случай по отдельности мог быть выдумкой или галлюцинацией. Но сразу два — вряд ли.

«Насчет проклятья — это я не воспринял всерьез, — сказал лорд Колин. — Мало ли что могла придумать девочка. Да и наш род худо-бедно протянул пять столетий, хотя давно уже мог закончиться. Но сейчас… Питер, ты остался последним. И если у тебя не будет детей…»

«Ты предлагаешь мне поискать кольцо с портрета?» — усмехнулся Питер.