Точки. Современный рассказ

Дальше читать книги приходилось при скудном освещении керосиновой лампы. Иногда, если у поступившего в больницу больного диагноз неясный, то сидела у коптилки до трех или четырех часов утра. В больницу стали поступать дети с менингоккоковой инфекцией. В этот день читала книгу по детским инфекциям до тех пор, пока не начали слипаться отяжелевшие веки. Покормила грудью сына, разделась и легла. Заснула. В сонной мгле всплыли годы учебы в медицинском институте, анатомичка с трупами, отрывки из моего стихотворения:

Нас в ужасных снах хватали
Трупы, челюсти, скелеты,
Снились нам родные дали
и счастливые билеты.

Но – постигнута наука,

Сдан экзамен, и взамен
Миновали страх и мука,
Я кричу: «Шыдаар-дыр мен![4]»

Однако не позже, чем через час, я вдруг проснулась от стука.

– Кто там?

– Это я – санитарка Тана. Акушерка прислала за вами, женщина поступила в роддом. Роды у ней неблагополучные. Дежурная машина уехала по вызову в отдаленную чабанскую стоянку Кара-Белдир. Я пришла пешком.

Сон соскочил мигом. Торопливо, дрожащими пальцами я стала одеваться. Полпервого… Что там такое у этой женщины с неблагополучными родами? Гм… неправильное положение… узкий таз… Или, может быть, еще что-нибудь хуже. Врач акушер-гинеколог и хирург днем улетели в Кызыл на заседание обществ хирургов и гинекологов, так что надеяться не на кого, только на себя. Отослать роженицу ночью в Кызыл немыслимо.

Захватив книги по акушерству, вышли из дома. Вьюга продолжает выть. Вокруг нас – тьма с вертящимся снегом, дом завалило, в трубах выло. Мы идем по глубокому снегу.

– Зоя Шомбуловна, пойдем по моему следу, так легче идти.

Случается, пролезет один какой-нибудь человек по глубокому снегу, и выйдет, что недаром трудился. По его следу пролезет другой с благодарностью, потом третий, четвертый, а там уже узнали о новой тропе, и так, благодаря одному человеку, на всю зиму определилась дорога зимняя.

Но бывает, прошел человек один, и так останется этот след, никто не пройдет больше по нему, и метель так заметет его, что никакого следа не останется.

Такая нам всем доля на земле: и одинаково, бывает, трудимся, а счастье разное.

Пока шли, в памяти у меня невольно всплыла картина операционной в акушерской клинике города Томска, где я училась и получила диплом врача-педиатра: всюду сверкающие краны, приборы, медицинское оборудование при ярко горящих электрических лампах. Ассистент в стерильном халате манипулирует над роженицей, а вокруг него четыре помощника ординатора, врачи-практиканты, толпа студентов-кураторов. Хорошо, светло и безопасно.

Здесь же, в отдаленном от центра горном селе, я – одна единственная за жизнь мучающейся женщины отвечаю. Но, как ей нужно помогать, я не знаю, потому что роды редко видела (и то совершенно нормальные), да сама недавно родила своего сына-первенца Аяса.

В больнице, несмотря на глухой час, было оживление и суета. В приемной горела керосиновая лампа. Из-за двери вдруг донесся и замер слабый жалобный стон. Я быстро разделась. Открыла дверь и вошла в родильное отделение. Выбеленная известью небольшая комната была освещена керосиновой лампой.

На кровати, укрытая одеялом до подбородка, лежала молодая женщина. Лицо ее было искажено болезненной гримасой, а намокшие пряди волос прилипли ко лбу.

Роженица открыла глаза, заломила руки и вновь застонала тяжко.

– Ну, что такое? – спросила я, и сама удивилась своему тону, настолько он был уверен и спокоен.

– Поперечное положение, – быстро ответила акушерка Опей Доржуевна.

– Та-ак, – протянула я, – что ж, посмотрим…

Пока стекала вода, смывая пену с покрасневших от щетки рук, я задавала акушерке вопросы, давно ли привезли роженицу, откуда она, какие роды… Присев на край кровати, откинув простыню, тихонько касаясь, стала ощупывать вздувшийся живот.

Женщина стонала, вытягивалась, впивалась пальцами, комкала простыню.

– Тихонько, тихонько… потерпи, – говорила я, осторожно прикладывая руки к растянутой жаркой и сухой коже.

Диагноз опытной акушерки после моего исследования подтвердился. Поперечное положение. Ну, а дальше?

– Так, – сказала я и приподнялась с кровати, – поисследуем изнутри.

«Эх, Закусилова бы сейчас сюда!» – тоскливо думала я, намыливая руки, вспоминая моего руководителя государственной практики, опытного акушер-гинеколога Михаила Яковлевича. Я смыла густую пену, обработала руки, как хирург, смазала пальцы йодом.

Роженицу перевели в родильный зал. Я стала осторожно и робко производить внутреннее исследование, но от этого было не легче ни роженице, ни мне.

– Поперечное положение… раз поперечное положение, значит, нужно делать поворот на ножку, – говорю я акушерке, вспоминая лекции и практические занятия по акушерству.

На столе соседней комнаты лежали книги по акушерству. И перед глазами у меня замелькали страницы «Оперативного акушерства» с рисунками. Поворот на ножку…