Together (СИ)

- Иди сюда, обормот. Мы мальчик и девочка, которые любят тела друг друга.

- Ты же в Индиане сейчас. С этой своей бешеной макакой-переростком, - успевает выдохнуть Лип перед тем, как мягкие губы прижимаются к его рту, и в башку как гребаный разряд молнии шибает от так и не забытого вкуса - вишневый блеск, немного сигарет и мята. А кожа, кожа все так же пахнет ромашками. И крышу срывает окончательно, он падает сверху и целует-целует-целует, отрывается от губ, пробует на вкус точеные скулы, пощипывает кожу на шее, ключицах, обхватывает сосок, заставляя Мэнди прогнуться в спине, стискивая в кулаках простыни.

- Не уедешь, ты не уедешь больше от меня, не отпущу, - твердит, как в бреду, зная, что когда наркотический дурман рассеется, он вновь останется один в грязной комнате, где воняет спермой, табаком и прокисшим пивом.

Утром голова как херов мусоровоз, набитый отходами и дерьмом подзавязку. Перед глазами плывет и двоится, и… блять? Какого…? Трет глаза, пока их не начинает ломить, пока ярко-красно-оранжевые круги не заслоняют образ девушки - такой красивой, что не может быть реальной, такой родной, что, блять, выть хочется, вгрызаясь зубами в собственный кулак. Девушки, которую он вчера принял за глюк, мираж, видение, вызванное коксом.

Блять.

Мэнди Милкович курит, стряхивая пепел на пол. И не собирается исчезать.

- Завязывал бы ты с наркотой, Галлагер. Вылетишь из ЕМТ, глаза выцарапаю и яйца вырву. Не зря же я тебя пинками загоняла в этот притон для богатеньких деток.

- Мэнди, блять… - От неожиданности валится с кровати, путаясь в простыне, а она смеется заливисто и счастливо. У него голова пустая, как карманы наутро после попойки, а лицо, наверное, такое охуевшее, будто… будто… - А Кеньята?

- Нахуй этого мудилу. Ушла от него пару месяцев назад.

Говорит-говорит-говорит, а сама смотрит этими глазищами, изредка выдыхая колечки сизого дыма, что плывут по комнате, оседают на коже, на волосах.

- Мэнди… ты такая красивая, Мэнди. - И замолкает, споткнувшись о насмешку в ярко подведенных глазах.

- Что это? Старая песня, Лип. Расскажи лучше, какого хера утворил Микки, что снова загремел в тюрягу? Мне Йен позвонил испуганный до усрачки. Что за лажа про пятнадцать лет? А вы сидите на жопе, не шевелитесь даже.

“С Милковичами покончено”, - брякнул Кев в баре всего пару дней назад. Лип тогда в драку полез, а Йен лишь глянул тяжелым расфокусированным после колес взглядом и вышел, громко хлопнув дверью напоследок.

Лип морщится, забираясь назад на кровать.

- Он Сэмми чуть не убил с Дэбс напару. Начудили так, что пиздец. Что мы можем, Мэнди? Ни связей, ни бабла, ни…

И затыкается, вцепившись пальцами в взлохмаченные волосы. Сука, ну что за дебил?

- Стив-Джимми-Джек. Сука, как я забыл. Он же для Фи жопу на британский флаг порвет… И его папаша, помнишь, путался с Йеном, пока Мик срок мотал? Тут, конечно, пиздец, щекотливая тема…

- Даже если нахуй пошлет, попытка - не пытка. Не хочешь же ты, чтоб рыжий тут с тоски загнулся, пока Микки на нарах загорает?

Прижимает ее к себе рывком и целует жадно и глубоко, наматывая волосы на пальцы, оттягивая голову, чтобы добраться до впадинки на шее, скользнуть языком в аккуратное ушко.

- Мэнди Милкович, еб твою мать, где тебя носило так долго? И какого хера ты решила, что я смогу тут жить без тебя?

Она отвечает на поцелуи, отдает всю себя с той же беззаветной страстью, что и раньше, будто он не был мудаком, будто не заставлял захлебываться слезами и чувствовать себя ненужной дешевой шлюхой. Она сжимает его плечи, как за спасательный круг держится. Лип Галлагер знает, что больше не будет щелкать еблом. Больше не отдаст ее никаким кеньятам ни за какие заебы своего пропитанного кокаином сознания.

========== Глава 10. ==========

Комментарий к Глава 10.

https://pp.vk.me/c628722/v628722352/2f2c1/9hSIQuiIRlI.jpg

Это ебаное издевательство, не иначе. Персональный (его - Микки Милковича) ад. Сраная газовая камера, когда задыхаешься от нежности, скребешь грудь и горло ногтями, пытаясь выцарапать из-под кожи что-то теплое, клейкое, что превращает мозги в кисель и разъедает глаза.

Это, блять, хуже любой пытки, чувствовать, как пальцы рыжика сжимают его ладонь, поглаживают запястье. Как в сопливом любовном романе, которые Светлана раньше читала тайком, всхлипывая и матерясь по-русски. Это хуже нокаута - видеть краем глаза блуждающую и какую-то шальную, но такую, сука, умиротворенную улыбку, когда Йен с опаской сжимает крошечную ручку ребенка, которого он, Мик, держит на руках.

- Это наш сын, Микки, твой и мой, - шепчет Галлагер, и его охрипший голос почему-то дрожит.

Индийская мелодрама, епта.

Рыжее мудло, которого, блять, даже нет здесь. Просто не может быть, как и ребенка, как и любви, которая, сука, будто впитывается в кожу, растягивая губы в самой дебильной улыбке во всем Чикаго. Во всех ебаных Штатах, если уж наверняка.

Но пальцы начинают так по-дебильному мелко подрагивать, когда Галлагер выдыхает, чуть облизывая свои блядские губы:

- Я так люблю тебя, Мик.