Толедские виллы

ПЕСНЯ

Прощай навеки, Вавилон надменный,

Где пред кумирами простерта лесть,
Где ложь дела и души пропитала,
Где, выступая в паре неизменной,
Ворованную делит честь
Тупая алчность с хищностью Тантала.
Прощай, презренного металла
И блудодейства мерзкого вертеп,
Чья сеть того, кто духом слеп,
Всего вернее оплетала.
Прозрел я. И, под стать Тезею,
Из лабиринта выбраться сумею.

Прощай, гора, куда тщеславья груду

Вздымает честолюбец, как Сизиф:
Карабкается медленно по склону —
И наземь низвергается оттуда,
Свое бессилье ощутив,
И вновь ползет по каменному лону.
Прощай! Отныне неуклонно
Я новому последую пути,
Иной огонь неся в груди,
Иному подчинясь закону.
Безумств участник и свидетель,
Твой путь я выбираю, добродетель.

Под взглядом снисходительно-вельможным

Менять окраску, как хамелеон,
Не буду я. Не причиню печали
Завистникам, искателям ничтожным,
Которым имя — легион, —
Я больше не соперник этой швали!
Довольно предо мной мелькали
Невежды, тем снискавшие почет,
Что чернь ученостью зовет.
Их мудрецами нарекали!
А истинная мудрость, кстати,
Ходила в рубище, а скудоумье — в злате.

Рассудок возвращается к Роланду![122]

Я покидаю свет, где низкий нрав —
Успеха непременное орудье,
Где торгаши всему дают команду,
Где властвует аршин, поправ
Закона жезл и скалу правосудья.
Хочу укрыться на безлюдье
От хворости по имени корысть,
Не устающей души грызть,
Сосущей, как чахотка, груди.
Бегу, чтобы тебя до гроба
Не встретить, ненавистная хвороба!

О, миг блаженного уединенья,

Спасенья от постылой суеты!
Ни вожделеньям, ни тревогам бранным
В моей крови не пробудить волненья.
Мир истины и красоты
Меня влечет покоем безобманным.
Я в одиночестве желанном,
Житейские невзгоды позабыв,
Исполнюсь радости, ожив
Под небосводом первозданным.
И солнце обольет лучами,
И звезды будут мне мигать ночами.

И час восхода, и пора заката

Придут в тиши своею чередой.
И рухнет, как разбитые оковы,
Страх бытия, что жил во мне когда-то,
Грозя неведомой бедой.
И горечь прежней жизни бестолковой
Хрустальной влагой родниковой
Я, неофит, из пригоршни запью.
И не встревожит мысль мою
Ни шут возвысившийся новый,
Ни старого шута паденье.
Временщики, вы призраки и тени!

И я животворящим словом бога

Исполнюсь. И спасенная душа,
Сподобившись беседы сокровенной,
Замрет, внимая трепетно и строго
Тому, кто царствует, верша
Один закон любви во всей вселенной.
И в тишине благословенной
Отрину я кромешный Вавилон,
Какие б ни сулил мне он
Блистательные перемены.
Алчба гнусна, как святотатство.
Лишь в нищете — нетленное богатство.