Только б жила Россия

Мельницкий слегка заерзал в седле.

— Ай чувствуешь неустойку, полковник? — незлобливо поддел его светлейший.

— Да нет, нет. Просто и не мечтал о таком.

— Не рано ли, сударь? — с опаской молвил осторожный Борис Петрович.

— Где и обгореть солдату, как не в пламени. Сами-то с чего начинали, вспомни… — и удивленно-весело: — Ба-а, калмыцкий малахай… Кто таков?

— Гонец от молодого тайши, — объяснил Мельницкий. — Дни через два будет здесь.

— И много при нем?

— Сабель тыщ около семи.

— Расстарался Аюка-хан, верен слову, — обрадованно проговорил светлейший.

— Ну, Семен Иваныч, — велел Петр, — устраивай бивак, рядом с ретраншементом, корми людей. Нам на редуты ехать пора. — И вслед. — А где чадо мое милое? Ведь было при полках, если не ошибаюсь?

— Его высочество? Малость приболел, остался в Курске. Скоро нагонит, — политично заметил Мельницкий.

Меншиков усмехнулся, выгнув бровь:

— Вот и свет-Куракин, командир семеновский, в коликах свалился. Причем, не в первый раз!

У Петра вырвалось гневное:

— Почему он, ты, я — и в хвори на ногах? Седой Келин до последнего бьется на валах полтавских, Семен Палий с коня не слезает, а ему за осьмой десяток… Почему, черт побери?!

Свита безмолвствовала, затаив дыхание. В такие минуты лучше не суйся под цареву руку, зашибет и правого, и виноватого, не разбираясь… Мало-помалу Петр успокоился, перестал дергать плечом.

— Ладно, едем к Алларту.

Вскачь понеслись туда, где оба леса — Будищенский и Яковецкий — близко подходили один к одному, образуя дефиле шириной версты в полторы.

Аникита Репнин показал вперед.

— Как на опаре выросли. Ни дать, ни взять — пробка!

— Ну в делах винных ты собаку съел… — усмехнулся Петр.

Поперек поля, в самом узком его месте, протянулась цепь черно-бурых квадратов. Взметывались последние броски земли, пионеры бегом несли сосновые бревна, ставили палисад. Петр на глаз прикинул ранжир укреплений. Вполне подходящ — триста шагов, расстояние доброго фузейного выстрела.

— Весьма плотненько, — заметил Федосей Скляев. — Что твои батареи в заливе!

— От леса до леса, в том и суть, — с довольным видом откликнулся Петр, едва не сказав: от горы до горы. Что ж, не век ворон ловить, в школярах бегать, пора и всерьез приниматься!

Навстречу медленно шел Алларт, возил платком по двойному загривку, громко, с надсадой чихал. Увидев царя со свитой, выпрямился, поправил съехавший галстук, скрипуче отрапортовал:

— Сир! Зекс редутен… — и тотчас по-русски: — Редуты, счетом шесть, готовы к немедленному действию.

— Вижу, Людвиг. Нет слов, до чего споро. А вот и Айгустов. Ну чем порадуешь, бригадир?

— Усиленные белгородские роты с пушками введены по всей линии! — коротко доложил тот, вскинув руку к треуголке. — Солдаты завтракают гречневой кашей.

— Тоже дело!

Шереметев подслеповато щурился то на восток, то на запад, старчески покряхтывал.

— А не обойдет, свей-то? — спросил он.

— Чащобами да оврагами? — Светлейший иронически присвистнул. — Там капральской палкой не больно размахаешься… Фуллблудсы, чистокровные, может, и не сбегут, ну а про-о-о-очие… веером!

Багроволицего, под хмельком, Рена занимал другой вопрос: будут ли шведы атаковать, узрев понастроенное?

— Почти весь хлебушко, что в округе водился, поприели, — возразил Репнин. — А голод не тетка.

— Еще как, попрут зверем! — Петр задумчиво покусал ноготь, кивнул Меншикову. — Сколько под командой Рена и Боура? Четыре бригады? Ставь за редутами, впритык. Вот тебе и вторая стена, в довес к первой. А сам надзирай «фарватер» из конца в конец, будь готов подкрепить любое стесненное место.

— Пехотинцев бы немного все-таки, — сказал Боур.

Меншиков с легкой укоризной покосился на него: дескать, откуда оторопь, любезный командир? — заносчиво тряхнул головой, осыпав пудру с завитого парика.

— Управимся. Думаю: час-полтора, и кавалерия все дело решит. Понятно, вкупе с гренадерами и пушкарями!

Петр не ответил, пристально глядя перед собой. Кажется, спроворено все как надо, но что-то знай беспокоило, обдавало сердце колким холодком.

— Преграда пористая, замечаете? — слетело с губ. — Тонковато, линейно.

Алларт, опешив, хлопал глазами. Ведь сам государь повелел за одну короткую ночь совершить неимоверное, почти невозможное и, если откровенно, до сих пор не очень-то усвоенное головой.

— Да нет, чудак, никакой твоей вины, — успокоил Петр, уловив замешательство инженера. — Тонковато, говорю, прошьют за милую душу.

Снова умолк, и надолго. Почему-то представился ему воочию Котлин-остров: укрепляли берег, подымали бастион за бастионом, а море надвигалось бурливой лавиной, дробя все на своем пути, и одно выручало всякий раз — бревенчатые, нашпигованные каменьем откосы, далеко вынесенные в залив…

Он шумно потянул уже нагретый солнцем воздух.

— Судя по всему, бог, а точнее мой брат Карлус дарует нам не только утро, но и полдень с вечером. Займем их сполна. Ты вот что, инженер-генерал, протяни-ка еще редута четыре. Не обок с теми, готовыми, а вразрез, повдоль полтавской дороги. Встречь шведу, разумеешь? Да пикеты отправь подалее, чтоб король загодя не раскусил!