Только море вокруг

— Так надо… Иначе нельзя, — превозмогая судорожную спазму в горле, тоже прошептал он. П-прости меня за г-глупый вопрос. И… не будем больше об этом… Я не могу…

— Спасибо, Леша.

Они пошли по тротуару, держась за руки и прижимаясь друг к другу. Алексей смотрел прямо перед собой, но не видел ни улицы, ни запоздалых прохожих, изредка попадавшихся навстречу. Думал ли он об услышанном только что? Сознавал ли, что это, быть может, конец их недолгой близости, конец их счастью? «Война! А с войны возвращаются далеко не все… Надо добираться в Архангельск, — как сквозь туман пробилось до его сознания. — Здесь, без нее, я сойду с ума».

— Ты не думаешь вернуться в госпиталь? — спросила Таня.

— В Архангельск… Там долечусь…

— Хорошо…

И опять молчание — подавленное, полное горькой скорби. Таня вздрогнула, как от холода, и Алексей физически ощутил, как трудно удержаться ей, не заплакать навзрыд. Жалея ее и страдая за нее больше, чем сам страдал, он подумал, что надо отвлечь Таню от мрачных мыслей, чем-то рассеять… И увидав на мостовой маленькую фигурку то ли мальчика, то ли подростка, за которым по снегу тащилось что-то большое, шевелящееся в темноте, спросил, покрепче сжав Танины пальцы:

— Это не елки?

— Елки. На Новый год, — послышался безучастный ответ.

Сам не зная, как это получилось, Алексей остановился, окликнул поравнявшегося с ним парнишку:

— Эй, друг, погоди минуточку! Не продашь ли ты нам одну елку? Я, брат, еще совсем слаб, не могу сходить в лес, а без елки и Нового года нет…

Мальчик шагнул к нему, молча окинул взглядом с ног до головы.

— Раненый? — хмуровато и недоверчиво спросил он.

— Недавно из госпиталя. На поправке…

— Так бы и говорил, а то — «продай»…

Парнишка вернулся к саням, распутал веревку, выдернул из кучи одну, кажется, самую пушистую ель и протянул не Алексею, а Тане.

— Бери, тетка. Тяжелая, ему не донести.

— Постой, так мы не можем, — не согласился Алексей. — Как же это — бери, и все? Ты ведь…

— Или я сам не понимаю? — хмурые нотки в голосе мальчика начали таять. — С раненых брать — что с мертвого сапоги стаскивать. Чай, и мой батька на фронте. Бери, капитан. Или давай лучше я сам донесу. Далеко?

Вскинув елку на плечо, он деловито зашагал в сторону калитки, на которую указал Алексей. Они с Таней едва поспевали за ним, и Таня уже не вздрагивала, дышала ровнее, глубже. А когда вошли в кухню, даже чуткая и проницательная Полина Васильевна ничего не сумела, кажется, прочесть на их раскрасневшихся от мороза лицах.

— Украшайте себе, а я пошел, — сказал мальчик, поставив елку в угол. Приземистый, крепенький, в больших не по росту валенках, он озабоченно хмури белесые брови над курносеньким, в веснушках, носом. Бросив голодный взгляд на кухонный стол, где лежала початая за ужином буханка сырого хлеба, шмыгнув носом, парнишка взялся за ручку двери: — Поспешать надо. Маринка, небось, давно заждалась…

Но ни напускной хозяйственный тон его, ни косой взгляд не укрылись от Полины Васильевны.

— Маринка? — переспросила она. — Это кто же, сестра твоя?

— Меньшая. Мать на работе в ночную смену, а она одна. Ревет, поди, меня дожидаючись. До свидания вам…

— Погоди! — На этот раз голос Полины Васильевны прозвучал повелительно, строго. — Задержись на минутку…

Она вышла из кухни — маленькая, деловито-серьезная, хрупкая, и вскоре вернулась с каким-то свертком в руках.

— Возьми, — протянула парнишке, — отнесешь сестре. Пирог тут, сахарку немного, крупа… А теперь беги…

Мальчик ушел, от радости забыв поблагодарить. Полина Васильевна плотнее прикрыла за ним дверь, задвинула засов и, повернувшись к Алексею и Тане, сурово и требовательно посмотрела на них.

— Ну? Долго еще намерены скрывать?

Таня с мольбой взглянула на Алексея — «помоги!» — и протянула к матери руки…

Глава третья

Прямо с вокзала Маркевич направился не в Управление пароходства, как думал вначале, а на квартиру к Глотовым. Хотелось и отдохнуть после утомительной тряски в жестком вагоне и особенно повидать Степаниду Даниловну, поцеловать дочь. Лучше всего это сделать сейчас, днем, когда Василий Васильевич и Нина Михайловна на работе, а Анютка в школе. Вечером будет не до того.

Вместе с потоком обгоняющих его пассажиров он медленно шел по льду через Северную Двину, стараясь не ступить в наполненные снежной кашицей лужи и не скользнуть ногой в глубокие колдобины, пробитые колесами грузовых автомобилей. Шел хоть и не без напряжения, но довольно уверенно: сказались два с лишним месяца, которые пришлось все же, набираясь сил провести в ярославском госпитале после отъезда Тани.

Мартовское солнце светило вовсю, прогревая спину сквозь черное сукно шинели, и Маркевич подумал, что весна в этом году, пожалуй, придет раньше обычного. Вон как много луж на исхоженной и изъезженной дороге, как взлетают фонтаны мутных брызг из-под колес проносящихся мимо грузовиков. Снег заметно осел на нетронутом ледяном покрове реки, Да, весна уже не за горами…