Толкование на подвижнические слова Аввы Исаии

Ближний препятствует мне не только тогда, когда я впускаю его в свою жизнь, но и тогда, когда он сам вмешивается в мои дела. Нужно добиться того, чтобы не только быть независимым от его влияния, но и не позволять ему вмешиваться в мою жизнь. Приходит кто-нибудь и говорит мне: «Знаешь, вот так не делай, а то попадешь в ад». Я должен ему ответить: «Прошу тебя пойди и скажи это моему старцу». Если я всякому позволю давать мне советы, оказывать влияние на мою жизнь, то я запутаюсь, буду страдать, измучаюсь и стану мучеником без всякого венца от Бога.

Всяк сверчок знай свой шесток, а всякий монах — свою келью. Никакому монаху не должно быть дела до твоей жизни. Кто бы ни проник в твою личную жизнь, ему нужно сразу напомнить о его месте. У царя есть свое место, у капитана — свое, и у монаха — тоже свое. Место монаха — это его стасидия в храме, келья и подстилка для сна, все это — символы гроба. Ни на что другое у монаха прав нет, и прежде всего если это касается жизни другого человека. Только в браке жизнь одного супруга соединена с жизнью другого и каждый из них не владеет своим телом и душой, но ими владеет другая половина. А монах свободен.

Но люди или из-за своей пустоты, или, возможно, из-за порочной жизни, или из-за своих трудностей, искушений, глупости, гордости, или из-за безысходности, из-за того состояния, в котором они находятся (потому что они не занимаются настоящим духовным внутренним деланием, не ведут истинной духовной борьбы), всегда устремляют внимание на других. Они беседуют, спрашивают, советуют, просят о том или другом. Будь ко всему этому готов, но не давай им никаких прав, а равно и не досадуй, потому что люди никогда не перестанут быть для тебя испытанием.

Как правило, в той же мере, в какой Бог любит монахов и в какой Он соделал их ангелами, они склонны к тому, чтобы стать демонами и упасть. После грехопадения люди стали настолько немощными, что «делают не то, что хотят», но то, о чем даже не помышляют. К тому же разнообразные проблемы, с которыми они сталкиваются, и неудовлетворенность своей духовной жизнью из-за того, что они не живут подлинно по-христиански, заставляют их всегда заниматься наблюдением за ближним, потому что таким образом у них появляется некое развлечение, доставляющее им удовлетворение. Вместе с этим они обнаруживают, что ближние не хороши, и тем самым покрывают собственный неправильный образ жизни. Они обнаруживают, что ближние хуже их, и таким образом обманывают самих себя. Жизнь таких людей изображена в пословице: «Смейся надо мной, а я над тобой, так скоротаем время». И они, вместо того чтобы стремиться к небу, идут на пляж. Но и за таких людей распался и воскрес Христос, пришел и воспринял их природу, для того чтобы ее обожить и даровать ей первоначальное райское состояние. Бог не возгнушался принять грешного, ничтожного, падшего, зловонного человека. Напротив, Он готов назвать его Своим сыном, призвать в Царство Небесное и принять в Свои объятия даже в последний момент его жизни.

Если долготерпение Божие столь велико, то человек не может не быть подражателем Самого благостнейшего Бога, не может вести себя иначе, чем Он. Будем же по мере сил подражать любви Божией. Как бы ни поступали с нами ближние, наше уважение к их личности должно быть совершенным, наша любовь полной, наше доверие — рассудительным. Пусть наши отношения будут такими, как между членами единого тела. Малейшее уклонение от такого образа мыслей и таких чувств, например презрение, противоречие, злоба, оскорбление, осуждение, отбрасывают от Бога не ближнего, а нас самих. При этом нас нисколько не оправдывает то, что мы встречаем плохое отношение со стороны ближнего, пусть даже он причинил или продолжает каждый день причинять нам величайшее зло. Мы «отделяем» от других свою жизнь, живем сами по себе так, как говорит нам наш старец. Он, старец, пусть бьет нас, кричит на нас, делает с нами что хочет. Это, конечно, не означает, что мы несвободны.

Если, например, я увижу, что кто-то гневается, и он скажет мне: «Принеси мне вот ту вещь», то я не должен тогда вспоминать, что я обособлен от него, отделен. Если я поступаю таким образом, то это лукавство, а не духовное стремление держать дистанцию с людьми. Нет, именно тогда я ему и послужу, чтобы дать место гневу. Если человек меня оскорбит, а я скажу ему: «Прочь отсюда!» или: «Да как ты смеешь!» — это тоже не духовное отделение. Такое поведение показывает, что я помраченный образ Божий, а не настоящий и чистый. Когда другие будут нападать на меня, я буду ощущать внутреннюю свободу: независимо от того, что думают или делают другие, я должен двигаться вперед. Когда они будут нападать на меня, я буду спокоен, ласков, бесстрастен, меня не будет волновать, оскорбляют ли меня, обходятся ли со мной грубо, лишь бы я сам не стал для них преткновением.