Толкования на русские народные сказки. Заветы древней мудрости

Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла ее под кисельным бережком. Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо. Девочка с братцем опять побежала. А гуси-лебеди воротились, летят навстречу, вот-вот увидят. Что делать? Беда! Стоит яблоня.

– Яблоня, матушка, спрячь меня!

– Поешь моего лесного яблочка.

Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня ее заслонила ветвями, прикрыла листьями. Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо. Девочка опять побежала. Бежит, бежит, уж недалеко оста-лось. Тут гуси-лебеди увидели ее, загоготали – налетают, крыльями бьют, того гляди, братца из рук вырвут. Добежала девочка до печки:

– Печка, матушка, спрячь меня!

– Поешь моего ржаного пирожка.

Девочка скорее – пирожок в рот, а сама с братцем – в печь, села в устьице.

Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели. Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой. А тут и отец с матерью пришли. (НС., 73–75).

Древняя притча о гордости и раскаянии. Самолюбивая девочка не стала смотреть за братцем, оставленном на попечение, даже после обещания родителей купить ей в награду подарок, заигралась и не заметила, как того унесли «гуси-лебеди» – вестники из небесного, а впоследствии, потустороннего мира В древнерусском понимании, их прилёт означает несчастье, которое произошло с мальчиком. Испуганная сестра не знает, как догнать гусей-лебедей (спасти братца), и поначалу просит помощи у печки, стоящей «посреди поля» (этот образ знаменует село среди полей – крестьянскую общину). Однако избалованная девочка отказывается сьесть «ржаного» (или «горелого») пирожка – отвергает её жизнь и скромную пищу, поскольку пресытилась «пшеничным» (праздничным) родительским хлебом. Затем она просит помочь лесную яблоню, но не желает сьесть её «горькое яблочко» – отвергает заступничество живой природы и земли-кормилицы. В страхе за погибающего братца, добирается до «молочной реки с кисельными берегами» (древнейший образ Млечного пути, текущего среди ночных облаков, намекает на обитель покойных предков, души которых пребывают «на том свете»). Девочка взывает к предкам, но не хочет вкусить «простого киселя» (почтить умерших, следуя древнему обычаю). Однако ближе к «вечеру» (перед наступлением тьмы – смерти братца), предки прощают ей неразумие и дают увидеть «избушку», куда «гуси-лебеди» принесли мальчика. Там «старуха прядёт кудель» (служительница неба вершит судьбу), а несчастный братец, пока его душа колеблется между жизнью и смертью, «играет серебряными/золотыми яблочками» (созерцает небесные сокровища).

Первоначальный смысл сказки забылся вместе с верой в заступничество предков, «небесных радетелей». В одной из её записей (Аф., 113) место, где находится братец, девочке указывают не предки-покровители, а ёжик,[59] «старуху» (старицу) заменяет Баба-яга, при этом в судьбе мальчика никак не участвует. Увидев братца в «избушке на курьих ножках» (между небом и землёй), сестра полностью отрекается от себя. В ней просыпаются любовь и бесстрашие. Она похищает братца у судьбы и устремляется «домой» (к жизни по вековечным обычаям). На пути раскаяния «молочную реку» девочка величает «матушкой» пьёт ей «кисель» (с благодарностью поминает предков) и вместе с братцем «укрывается под берегом» (под небесным оберегом). Далее она называет «матушкой» лесную яблоньку, вкушает от её плодов (душой приобщается к живому миру) и прячется в опустившихся ветвях. Окончательно спасти братца она может лишь, возвращаясь в общину, от которой прежде отворачивалась по гордости и самонадеянности. Девочка умоляет о помощи «сударыню-печку» (попечительницу рода), смиренно благодарит односельчан за поддержку. Гуси-лебеди улетают ни с чем, поскольку братец и девочка оказываются под защитой сельского «мира». Они возвращаются «домой» как раз к приходу родителей.