Читаем Толстой и Достоевский. Противостояние полностью

Однако в первой части Эпилога «меркнет воздух рая». Восторг и ощущение новой зари 1813 года полностью сошли на нет. Интонацию задает первое же предложение Главы V: «Свадьба Наташи, вышедшей в 13-м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых». Старик-граф умирает, оставляя после себя долги, вдвое превышающие его состояние. Движимый сыновьей любовью и чувством чести Николай берет это огромное бремя на себя: «Он ничего не желал и ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения». Эта суровая нравственность с оттенками нетерпимости и пафоса останется характерной чертой Николая даже после его женитьбы на княжне Марье и после того, как он вновь, благодаря своему труду, обретет состояние.

В 1820 году Ростовы и Безуховы собираются в Лысых Горах. Наташа «пополнела и поширела» и «в лице ее не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления». Более того, «ко всем своим недостаткам… неряшливости, опущенности… Наташа присоединяла еще и скупость». Она жутко ревнива — расспрашивая Пьера о его поездке в Петербург, припоминает ссоры, омрачившие их медовый месяц. Толстой пишет: «Холодный, злой блеск засветился в ее глазах». Когда мы в последний раз видели Наташу, в ее глазах светился «веселый вопросительный блеск… на лице было ласковое и странно-шаловливое выражение». В своем иконоборчестве Толстой безжалостен; все персонажи один за другим покрываются ржавчиной. Старая графиня впадает в слабоумие: «Лицо ее было сморщено, верхняя губа ушла, и глаза были тусклы». Она превратилась в несчастную старуху, которая плачет, «как ребенок, потому что ей надо… просморкаться». Соня «уныло и упорно» сидит за самоваром, тратя на это занятие всю свою серую жизнь, время от времени разжигая искру ревности у княжны Марьи и напоминая Николаю о бравой невинности прошлых времен.

Самая печальная метаморфоза произошла в Пьере. Женатый на Наташе, он — ни то, ни се:

«Подвластность Пьера заключалась в том, что он не смел не только ухаживать, но не смел с улыбкой говорить с другой женщиной, не смел ездить в клубы, на обеды так, для того чтобы провести время, не смел расходовать денег для прихоти, не смел уезжать на долгие сроки, исключая как по делам, в число которых жена включала и его занятия науками, в которых она ничего не понимала, но которым она приписывала большую важность».

Этот портрет можно представить на самых мрачных и циничных страницах бальзаковского исследования физиологии брака. Наташино непонимание беспорядочных интересов Пьера и его вечной молодости — трагедия. И Наташа наказана за это — мелкомасштабностью их отношений и деспотичностью семейной жизни. Пьер поддался ее диктату: теперь «каждая минута его жизни принадлежит ей и семье». Как проницательно отмечает Толстой, требования Наташи Пьеру льстят. И это — тот самый Пьер, которого Платон Каратаев вел через ад 1812 года!

Толстой с избыточной честностью омрачает наше представление о персонажах. Эффект — почти макабрический, сродни испанским ретабло, где персонаж проходит все стадии распада на пути от зрелости к праху. В этих одиннадцати главах фантазия романиста сдает позиции перед памятью человека и верой реформатора. Основная часть повествования читается, как ранняя версия «Воспоминаний», написанных между 1902 и 1908 годами. То, как Николай Ростов берет ответственность за долги графа Ильи, имеет параллели с биографией отца Толстого. Тому тоже выпало пережить непростые годы со «старой, привыкшей к роскоши матерью, сестрой и кузиной на руках». В своих мемуарах Толстой пишет о бабушке, которая «сидит на диване и раскладывает карты, понюхивая изредка из золотой табакерки». Эти карты и сама табакерка — «с портретом покойного графа» — появляются в главе XIII эпилога. Игра детей в Лысых Горах — прямая реминисценция на «игру в рублик» в Ясной Поляне. В первой части эпилога Толстой отдает дань истории своей семьи, на которую он с изобретательной грациозностью опирался в течение всего основного текста романа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Юбилеи великих и знаменитых

Шепоты и крики моей жизни
Шепоты и крики моей жизни

«Все мои работы на самом деле основаны на впечатлениях детства», – признавался знаменитый шведский режиссер Ингмар Бергман. Обладатель трех «Оскаров», призов Венецианского, Каннского и Берлинского кинофестивалей, – он через творчество изживал «демонов» своего детства – ревность и подозрительность, страх и тоску родительского дома, полного подавленных желаний. Театр и кино подарили возможность перевоплощения, быстрой смены масок, ухода в магический мир фантазии: может ли такая игра излечить художника?«Шепоты и крики моей жизни», в оригинале – «Латерна Магика» – это откровенное автобиографическое эссе, в котором воспоминания о почти шестидесяти годах активного творчества в кино и театре переплетены с рассуждениями о природе человеческих отношений, искусства и веры; это закулисье страстей и поисков, сомнений, разочарований, любви и предательства.

Ингмар Бергман

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное
Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной
Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века.Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского. Книга сочетает разговор о судьбах поэтов с разговором о конкретных стихотворениях и их медленным чтением.Денис Ахапкин, филолог, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ, специалист по творчеству Иосифа Бродского. Публиковался в журналах «Новое литературное обозрение», «Звезда», Russian Literature, Die Welt Der Slaven, Toronto Slavic Quarterly, и других. Был стипендиатом коллегиума Университета Хельсинки (2007), Русского центра имени Екатерины Дашковой в Университете Эдинбурга (2014), Центра польско-российского диалога и взаимопонимания (2018).

Денис Николаевич Ахапкин

Литературоведение

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное