Толсты́е: безвестные и знаменитые

«Написал вторую книгу об отце и его учении. Книга появится по-французски в сентябре, и я надеюсь её продать в другие страны. Она тебе не понравится. Всё же она лучше тех скандальных воспоминаний, которые сейчас печатает наша сестра Александра в парижских "Последних новостях". Её бестактность и грубость всех поголовно здесь возмущает. Я послал один из этих фельетонов брату Илье в Америку, прося его не позволить Саше говорить и писать так в Америке, куда она, кажется, уехала из Японии июля 16-ro».

Тут возникает вполне резонный вопрос: почему Лёва так разозлился, прочитав мемуары своей сестры? Конечно, следует иметь в виду, что он давно уже выступал с критикой «философского учения» отца, в то время как Александра была преданной сторонницей этого учения. Но подобные разногласия никак не могли вызвать столь яростного возмущения. Так в чём же дело?

Для того чтобы решить эту загадку, необходимо обратиться к детству Сашеньки, а начать придётся с отрывка из её воспоминаний:

«То, что отец считал образование необходимым для каждого человека и сам до конца дней старался пополнить свои знания, мы пропускали мимо ушей, улавливая лишь, что он был против ученья. То, что мамá говорила о необходимости иметь много денег, чтобы хорошо одеваться, держать лошадей, устраивать приёмы и балы, вкусно есть, нам нравилось. Но её требования работать и кончать учебные заведения были уже неприятны».

В этих словах нет ничего удивительного – в своём отношении к учёбе, особенно в начальных классах школы, почти все дети одинаковы. Ну а потом прилежание, упорство и увлечённость интересным предметом могут дать позитивный результат.

Другое дело, если в организме ребёнка есть некая патология, которая вызывает трудности в усвоении предметов. Для этих детей уже в советское время создавали специальные школы, где обучали по облегчённой программе, которая не вызывала у них трудностей. Однако бывает и так, что человек вполне здоров, но по складу своего ума ещё не готов к восприятию большого объёма знаний или сложного предмета. Причиной может быть и врождённая лень, и недостатки воспитания. Видимо, нечто подобное произошло и с Сашей:

«Меня с десяти лет учили: английскому, немецкому, французскому языкам, музыке, рисованию. Я занималась каждый день с 9 до 12, потом бывал перерыв на завтрак и прогулку, а затем с двух до шести. Вечером после обеда я готовила уроки. Воспринять такое количество знаний я была не в состоянии».

Что ж, по прошествии многих лет можно позволить себе столь откровенное признание. Казалось бы Сашенька учению должна была предпочесть возню с куклами, однако это не так:

«Училась я неохотно и плохо, главным моим интересом были лошади, игры и спорт…»

Что ж, пусть будут не куклы, а лошади и спорт – вполне допустимые увлечения для юной дочери состоятельного аристократа. А впереди у неё – первый выход в свет, сватовство какого-нибудь князя или графа, замужество, рождение детей и жизнь в роскоши то ли в Москве, то ли в загородном поместье. Было бы странно, если бы Сашенька взялась изучать разные науки – какой прок от подобных занятий, если у папá солидный счёт в банке, да и земельные угодья приносят значительный доход? Но при таких примитивных увлечениях и весьма прохладном отношении к учёбе можно ли ожидать, что Александра поймёт основные положения учения отца, и самое главное – сможет критически их переосмыслить и при необходимости что-то изменить? Нет, Александра просто верила – верила в отца, верила в его учение, верила в то, что отец при любых обстоятельствах будет прав.

Как все девушки её возраста, Сашенька жаждала любви, но тут возникло обстоятельство, которое стало непреодолимой преградой между ней и её поклонниками:

«Мне было шестнадцать лет, когда отец прочитал письмо моего друга, тульского гимназиста, и запретил мне с ним переписываться. Я стояла в своей комнате растерянная, сконфуженная с письмом в руках и пыталась объяснить отцу, что у меня с гимназистом прекрасные, чистые отношения, ничего больше. Отец с досадой перебил меня:

– Ни к чему это, – сказал он, не глядя на меня, – ни к чему! Сообщи ему, чтобы он больше не писал тебе!»

И в самом деле, тут впору не только растеряться, но и спросить – если не отца, то самою себя: какой вред и кому может нанести это письмо? Оказалось, что Лев Николаевич прочитал кое-что предосудительное между строк:

«Отец заметил в письме нечто, переходящее в более нежные чувства, чем дружба. Я же об этом не думала, все моё внимание было направлено на то, чтобы обратить в толстовство зараженного социализмом юношу».

Если запрет отца на переписку с гимназистом вызывает удивление, то предложенное Александрой оправдание своего поступка кажется надуманным. Трудно поверить, что цель переписки состояла только в увеличении числа сторонников учения отца, к тому же идеология социалистов вряд ли была доступна пониманию девицы её возраста.

Пожалуй, в этом деле стоит разобраться, тем более что и сама Александра пыталась анализировать поведение отца: