В классе солнечно и тихо. Алексей придвинул к себе чистый листок бумаги, стал набрасывать ответы; он писал, почти не думая, — некими сложными, неведомыми путями память подсказывала ему первые выводы, формулы, услужливо восстанавливала координаты схем. Но было очевидным и то, что после его ответа на билет придирчивый Красноселов, разумеется, начнет спрашивать по всему курсу. Почему это и почему то? В чем сущность и в чем разница? «А представьте себе такое положение…» Это была его известная манера спрашивать.
Алексей дописывал ответы, и его уже охватывало чувство ожидания и азарта: главное казалось теперь не в ответах на этот билет, а в тех вопросах, которые будут задаваться позже. Да, но где формула решения к.п.д. орудия? Это же основа решения задачи. «Неужели не помню?» Он начал вспоминать эту формулу и внезапно почувствовал, что забыл все, — память от волнения выключилась мгновенно.
«Нужно сосредоточиться… Надо вспомнить. Не разбрасываться. Надо вспомнить эту формулу…»
Теплый ветерок нежнейшей струей тянул в класс, пахло нагретой краской столов, солнечный луч дрожал в графине с водой, зыбким бликом играл на схеме дальномера — весь класс был полон тишины, горячего солнца и воздуха. Но Алексею чудилось: комната медленно заслонялась серым туманцем, он ощутил легкую тошноту, боль в груди, слабо провел рукой по вспотевшему лицу, не понимая, что с ним: «Неужели это после госпиталя?..» И, чтобы овладеть собой, он оперся локтями на стол, стараясь ни о чем не думать; в ушах обморочно звенело.
Рядом Борис, задумчиво хмурясь, глядел в окно. Перед ним лежал билет, но он ничего не записывал. Гребнин возился около дальномера, с углубленной деловитостью вращал валики. Встретив странный взгляд Алексея, он сделал ответный знак; «Все ли в порядке?» Алексей насильно усмехнулся глазами: «А у тебя?» — «У меня — да», — ответил знаком Гребнин и вопросительно кивнул в сторону офицеров.
А серый туманец постепенно светлел, рассеивался, боль понемногу отпускала, только звон еще стоял в ушах, и Алексей, вытирая испарину, видел, как Дроздов, кончив отвечать, смахнул тряпкой мел с доски, офицеры вполголоса посовещались, затем дошел густой бас Градусова:
— Да, несомненно.
— Ну так кто готов? — послышался голос Красноселова.
— Я готов, — сказал Борис, выходя из-за стола.
— Я тоже, — сказал Алексей, опасаясь, что прежняя боль вернется и он уже не сможет справиться с ней.
— Оба? — спросил Красноселов. — Превосходно! Пожалуйста, курсант Брянцев. Номер вашего билета?
— Двадцать два.
— Так. Прошу вас. Что у вас? У вас… м-м… устройство и назначение прибора ПУАЗО в зенитной артиллерии? Так? Прошу не растекаться мыслью по древу — конкретно и точно.
Борис начал отвечать. Он говорил своим быстрым, четким, уверенным голосом, и Алексей старался внимательно слушать его, наблюдать за выражением лица Красноселова, который не спеша курил, со спокойным любопытством наблюдая Бориса сквозь дымок папиросы, ни разу не перебив; трудно было понять его отношение к ответу.
Майор Градусов, казалось, был углублен в себя, сосредоточен; капитан Мельниченко рисовал что-то на листке бумаги, изредка взглядывая на Бориса.
— Достаточно! — вдруг прервал Красноселов и, погасив в пепельнице папиросу, полуобернулся к Градусову: — У вас будут вопросы, товарищ майор?
Градусов откинулся на скрипнувшем стуле — в классе установилась напряженная тишина.
— Нет, вопросов не имею, — наконец сказал Градусов и промокнул платком покрытое потом красное, мясистое лицо.
— Пожалуйста, курсант Дмитриев! Ваш билет, помнится, — тринадцать? Знак чертовой дюжины. Какой вопрос первый? Что вы такой бледный? Неужели так уж волнуетесь?
— У меня… просто такой цвет лица, — неловко пошутил Алексей. — Первый вопрос…
Он отвечал не более десяти минут — Красноселов не дал ему договорить по второму и третьему вопросу, перебил его:
— Дайте-ка посмотрю ваши наброски схем. Что ж… с этим согласен. Вы это знаете. Ну, так вот что меня интересует. Расскажите мне, курсант Дмитриев, как вы учтете шаг угломера при стрельбе?
Алексею было ясно: этими вопросами Красноселов прощупывал его по всему курсу. Он начал отвечать, почему-то чувствуя себя как на качелях, делал расчеты на доске и отвечал, слыша все время, как за его спиной в классе беспокойно покашливали.
— В этом сущность теоретической ошибки дальномера, — сказал он и подчеркнул формулу.
Опять наступила тишина. Красноселов многозначительно перевел взгляд на майора Градусова, тот тяжело подвинулся на стуле, короткая багровая шея врезалась в жесткий воротник кителя. Он взял указку, в медлительном раздумье спросил:
— Н-да, так вот какой вопрос, курсант Дмитриев. Вы слышали о законе Вьеля?
«Ну, кажется, самое интересное начинается», — подумал Алексей и ответил нарочито замедленно:
— Если я не ошибаюсь, товарищ майор…
— Что это значит, «если не ошибаюсь»? — Градусов предупреждающе постучал указкой по краю стола, как дирижер по пюпитру. — Военный человек не должен ошибаться. Прошу конкретнее!