Том 1

В спортивном зале уже собирались курсанты из всех батарей, становилось шумно; перчатки глухо, плотно ударяли в грушу; в стороне от ринга Луц в майке, в широких трусах прыгал через веревочку, тренируя ноги; около вешалки раздевался Витя Зимин; сняв гимнастерку, он стыдливо шевелил голыми плечами, а поодаль Дроздов, подаваясь вперед, равномерно наносил удары по груше, мускулы упруго играли на его спине. Борис не без ревнивого интереса наблюдал за ним, сказал утвердительно:

— Да, у него великолепный прямой, видишь?

Перестав прыгать через веревочку, Луц, отдуваясь, пощупал свои бицепсы, прокричал Борису с игривым вызовом:

— Побоксируем, чемпион? Получишь нокаут в первом раунде!

— У тебя слишком узкая грудная клетка, — добродушно ответил Борис. — Я не убийца слабосильных, Миша.

В эту минуту подошел тренер, высокий, рыжий, с секундомером в руках, придирчиво оглядел Бориса с ног до головы, спросил:

— Как настроение?

— Как всегда, маэстро! — оживленно ответил Борис и задвигался, разминая ноги. — Я готов.

— На ринг!..

— Веселое дело, — войдя в зал, сказал Гребнин и втиснулся в толпу курсантов, обступивших ринг и боксирующих.

Дроздов уходил в защиту, и Гребнину показалось, что Борис избивает его, мощно и уверенно наступая, слегка нагнув голову, собрав корпус; в его смуглом, разгоряченном лице, в жесткой прядке волос, взлетавшей при каждом ударе, было что-то упорно беспощадное. Дроздов, отступая, короткими контратаками отбивал этот натиск, видимо стараясь не вступать в близкий бой, но Борис вдруг сделал боковое движение и, мгновенно разогнувшись, справа нанес неумолимо резкий удар, голова Дроздова откинулась.

— Братцы, это ж избиение! — закричал Гребнин. — Куда смотрит судья?..

А Дроздов упал спиной на канаты, прикрыв грудь перчатками, потом опустился на одно колено, обмяк и лег на бок, щекой к полу; Борис в нетерпении пританцовывал над ним, тяжело дыша.

— Раз, два, три, четыре… — отсчитывал рыжий судья, отмахивая рукой, глядя на Дроздова остро и ждуще, — пять…

— Дроздо-ов! Толя-а! — заревел кто-то диким голосом. — Встать! Встать!

— Семь… — отсчитал судья.

— Дроздо-ов! О-ох!.. — прокатилось по залу, и раздались громкие хлопки.

Было удивительно, что на восьмом счете Дроздов медленно поднялся, левой перчаткой откинул волосы на виски, взглянув в глаза Бориса с упрямой серьезностью. Тот со всхлипом переводил дыхание, все ждал, танцующе покачиваясь от нетерпения, и никак не мог отдышаться. Он старался улыбнуться, выказывая каучуковую накладку на зубах.

Всем телом собираясь к атаке, гибко нырнув, нанося почти незаметные удары, Дроздов заставил его отступить на несколько шагов назад и тотчас снова настиг его левой рукой. Это была великолепная серия. Зал охнул от неожиданности. Борис, изумленно вскинув брови, прикрылся, не сводя испытующего взгляда с лица Дроздова, и отходил в угол, с ожесточением защищаясь, — он, очевидно, не ожидал этой атаки. Обливаясь потом, он жадно заглатывал воздух.

В зале — тишина.

После одного из ударов Борис упал спиной на канаты, но оттолкнулся, пружинисто вскочил на ноги и стоял оглушенный, закрываясь перчаткой. Внезапно на влажном его лице появилось какое-то новое выражение, взгляд заострился, губы сжались…

В зале закричали, засвистели, Гребнин ничего не понял — впереди подпрыгнули сразу несколько человек и головами загородили боксирующих. Когда же Гребнин протиснулся к самой площадке, то увидел: противники сидели на стульях в разных концах ринга, и Борис, откинувшись, потирая потную, вздымавшуюся грудь, прерывисто вбирал ртом воздух. Вокруг неистово кричали: «Брянцев! Дроздо-ов!» и, слушая эти крики, Борис рывком встал, чуть пошатываясь подошел к Дроздову, дружелюбно обнял его и, как бы обращаясь к залу, сбившимся голосом выговорил:

— Спасибо тебе, Толя, за отличную атаку!..

Алексей улыбнулся. Ему было ясно, что Дроздов, несомненно, обладал прекрасной техникой, и это наигранное великодушие Бориса было неуместно.

Тут Гребнин, наконец пробравшись к Дроздову, пожал ему влажный локоть и сказал, что его вызывают в штаб училища.

— По какому поводу?

— Не имею понятия.

— Ты, Борис, все-таки защищаешься однообразно. У тебя хороший удар справа, но ты не используешь все комбинации, не экономишь силы. Левая сторона у тебя открыта.

Дроздов говорил это, стоя под душем, растирая ладонями мускулы, прохладные струи плескали по спине и плечам, теплый ветерок веял в открытое окно душевой, и солнце блестело на кафельном полу, на мокрых решетках раздевалки. Борис мылся в соседнем отделении и, еще возбужденный боем, с наслаждением фыркал, звучно шлепал себя по мокрому телу.

— Понял мои слабые стороны?

— Да, и сказать тебе о них необходимо. Не со мной одним драться будешь. А впрочем, можешь и не слушать.

— Ладно, учтем, — небрежно ответил Борис. — Благодарю. — И, помолчав, спросил: — Ты идешь сегодня в увольнение?

— Не знаю.

— А я иду. Ты веришь… Кажется, я влюбился. У тебя не бывало? Из-за этого чуть на экзамен не опоздал. Звонил, звонил по телефону — не дозвонился.

— Как ее зовут?

— Майя.

— Хорошее имя… Майя… — повторил Дроздов. — Какое-то весеннее.