— Спасибо, милый Боречка. — Гребнин безразлично потрогал на столе коробку папирос, отодвинул ее в сторону. — Тебя оскорбляет быть дневальным? Тебе не хочется подметать пол? Видел я таких пижонов на Крещатике. Ходили по вечерам с аристократическими галстучками. Мне всегда хотелось побить таким морду. Но я воздерживался, не потому, что боялся. Не хотелось марать рук.
— Что ты сказал? — выговорил Борис и рывком схватил его за ремень. — Повтори!
В это время в палатку вошел Алексей, бегло взглянул на обоих, устало спросил:
— Что стряслось?
— Выясняем добрососедские взаимоотношения, — ответил Гребнин, заправляя гимнастерку. — Все в порядке.
— Здорово выясняете. А в чем дело?
— Благодари его, что все так обошлось! — насмешливо выговорил Борис, кивнув на Алексея. — В другой раз мериться силой со мной можешь на ринге, это будет разумнее для тебя и для меня!
— Не понимаю, при чем тут ринг? — спросил Алексей. — Что у вас, Грачевский?
Когда Грачевский начал объяснять, в чем дело, и, хорошо зная об их дружбе, стал неуверенно подбирать мягкие, полуоправдывающие и себя и Бориса слова, Алексей вдруг не сдержался:
— Да что вы лепечете и мнетесь, Грачевский? Что ж тебе неясно, Борис? Что за нежности, черт возьми! Идет весь взвод — а почему ты не должен идти? — И, ругая себя в душе за эту горячность, он уже тише добавил: — А что касается ринга, то, прости, твоя угроза — глупость.
Он сказал это, чувствуя, что, конечно, прав он и, конечно, не прав Борис, но тут же подумал, что ему сейчас, в этом новом положении старшины, легче быть правым, и ощутил жгучий, тоскливый стыд за свою несдержанность.
— Я очень хорошо тебя понимаю и благодарю! — с горьким удовлетворением проговорил Борис, ударил коробкой «Казбека» о стол так, что рассыпались папиросы, и зло распахнул на входе брезентовый полог.
Глава четырнадцатая
Дневник Зимина
Мы в лагерях! Стоим в лесу на берегу по-походному. Комары носятся тучами, спасенья нет. Они очень обнаглели. «До предела!» — говорит Полукаров. Но нашли выход. ЩБС. Все чихают от дыма. Чихание как-то унижает. Я стараюсь крепиться, но ничего не выходит.Кто-то уже сочинил стихи:
Вообще я полюбил свой взвод. Мне даже часто как-то весело, когда думаю, сколько у меня хороших товарищей. Вот Степанов, он тихий, он учился в университете. А как стрелял вчера! Подготовил все данные в уме за несколько секунд. Кап. Мельнич. похвалил его перед строем после стрельбы, а Степанов пожал плечами и стал поправлять ремень, — у него всегда пряжка на боку, все время сползает, и никакой выправки. Во время вчерашнего купанья ст, дивизиона Бор. Брянцев сказал Степанову при всех: «Ты заранее знал расстояние до цели и шаг угломера». Степанов поглядел на него, улыбнулся и сказал: «Давай входные данные». Брянцев посмотрел на часы и скомандовал входные. Они стояли на вышке для прыжков. «Есть!» — сказал Степанов и пырнул в воду. Он вынырнул и сразу крикнул готовый угломер и прицел. На часах прошло 19 секунд. Все удивились. Брянцев подсчитал на бумаге, сказал: «Любопытно»,—и ушел какой-то нахмуренный.
Сегодня Полукаров рассказал интересную вещь. Он хорошо знает английский язык и прочитал в военном американском журнале, что команда «Смирно!» у них подается так: «Парни, смирно!»
А вечером между Полукаровым и Степановым завязался горячий спор на тему, можно ли все знать. У нас во взводе есть интересный курсант — Нечаев. Но он немного по-дурацки стремится к знаниям. В лагерях он даже решил наизусть выучить таблицу логарифмов. Полукаров стал над ним посмеиваться, а Степанов ужасно разволновался и заявил Полукарову, что тот читает по 26 часов в сутки, да все без толку, никакой системы и что Полукаров легкомысленный человек, разбрасывает на ветер свои способности, а смеяться над тем, что человек стремится к знаниям, — это по меньшей мере низко. Полукаров поднял руки и сказал: «Степа, сдаюсь. Ты не так меня понял. Нечаев набирается культуры, и я помогаю ему стать блестящим, воспитанным офицером. Вот почитай:
«1. Не подавай сам свою тарелку с просьбой о второй порции (Нечаев любил поесть).
2. Не чавкай, не дуй на тарелку и не издавай при еде никаких других звуков.
3. Смейся от души, если этому имеется причина.
4. Не старайся объять необъятное».