Том 1

А в палатке пахло хвоей и дымком, лунный свет просачивался в оконце, и, глядя на жидкие лунные блики, Алексей думал, что все четыре года войны он жил нескончаемой надеждой увидеть мать, счастливой надеждой успокоить ее: «Мама, видишь, я жив, здоров, и мы снова вместе». За эти четыре года он научился и доброте, и ненависти. Он никогда раньше не знал, что вдали от дома можно так любить мать, ее морщинки усталости, ее тихую улыбку.

Вдруг он услышал голос:

— Алексей!

Он очнулся: на краю топчана сидел Дроздов в накинутой на нижнее белье шинели, позади него возвышался Луц и, начальственно шикая, выговаривал:

— Устал человек, не видишь?

— Я лучше тебя знаю, Миша, когда он устал, — отмахнулся Дроздов и воскликнул обрадованным шепотом: — Здорово, старина! Наконец-то! А я встал воды напиться, а Миша мне… Ты где пропадал?

— Толя… — Голос Алексея задрожал. — Я получил письмо от сестры. Мама погибла. Я представить себе не могу…

Глава тринадцатая

Ранним утром майор Градусов вызвал его в штабную палатку.

— Вы вовремя приехали, старший сержант Дмитриев. Командование училища подписало приказ о назначении вас старшиной дивизиона. Поздравляю.

Майор Градусов протянул приказ.

— Читайте.

— Я не понимаю вас, товарищ майор, — сухо сказал Алексей. — Меня — старшиной дивизиона? На каком основании? Простите, товарищ майор, но я не подойду для этой должности.

— Постарайтесь понять, что требуется от вас…

С нахмуренными бровями, грузно расхаживая по палатке, Градусов принялся объяснять обязанности старшины дивизиона, но Алексей уже плохо слушал его, испытывая к командиру дивизиона поднявшееся в душе чувство неприязни. Совершенно необъяснимо было то, что Градусов хотел его назначения на должность старшины дивизиона, назначения тем более неожиданного, что они с майором разговаривали всего один раз, и то на экзамене.

Градусов продолжал:

— Я надеюсь на вас, Дмитриев. Уверен, что вы наведете образцовый порядок в дивизионе. Прежний старшина не смог справиться со своими обязанностями: распустил людей, мало этого — сам нарушал устав, не оправдал возложенной на него ответственности.

— Простите, товарищ майор, но Брянцев был образцовым старшиной.

— Мне это лучше знать, — перебил Градусов— Так вот, старшина Дмитриев…

— Я только старший сержант, товарищ майор, — подчеркнуто спокойно произнес Алексей. — Я получил это звание на фронте.

Майор Градусов заложил руки за спину, в его ощупывающих глазах появилось колючее упорство.

— Станете старшиной, вам присвоят новое звание! Полагаю, что оно будет выше звания старшего сержанта. Но коли вы так скромны, можете остаться в прежнем звании. Так вот! — слегка повысив голос, повторил он. — Вы теперь не только курсант, вы — старшина дивизиона. Во всем, что касается внутреннего распорядка, чистоты, сохранности матчасти, вам подчиняются все курсанты дивизиона и даже старшины батарей. Требуйте от людей дисциплины. Это особенно необходимо сейчас, в период учений! Знаю — вы сможете. Вы отлично сдали экзамены после болезни — стало быть, у вас есть воля. Это, собственно, и все, что я хотел сказать вам на первый раз, старшина.

Градусов некоторое время пытливо смотрел на Алексея, и постепенно крупные губы его сложились в улыбку, он заговорил с неумелым добродушием:

— Как провели два дня в училище? А? Один! Свободный! Встречались, верно, с кем-нибудь? Н-да, молодость! Ничего, ничего, иногда не мешает проветриться. Офицер должен нравиться. Так-то! Вышел в город, прошагал по улице — чтобы все девки от восторга из окон попадали! Так, Дмитриев? — спросил он, по-отечески благосклонный к увлечениям молодости, и сейчас же изменил тон: — Ну, как говорят, делу — время. Только что капитан Мельниченко прислал рапорт относительно вас. Вот хвалит… Прекрасно привели из мастерских орудие. Все, Дмитриев. Желаю успеха, идите! Принимайте дивизион.

Алексей вышел; его трясло нервной дрожью.

А в лагере начиналось утро, и дорожки были тепло располосованы солнцем, подсыхала роса. По песчаным тропкам прыгали синицы, нехотя отлетали в сторону, спугнутые шагами Алексея. Дневальные подметали линейку, заливали воду в умывальники, а среди поляны над походными кухнями вертикально поднимался погожий дымок, и там гремели черпаками повара. Дивизион находился на реке, — было время утренней физзарядки и купанья.

Алексей направился к своей палатке, сел на пенек, ожидая. Солнце из-за деревьев начинало чуть припекать, но в груди было холодно, и он никак не мог унять ознобную дрожь после разговора с командиром дивизиона.

Дневальный Луц выглянул из палатки, оббил березовый веник о ствол сосны, спросил с любопытством:

— Если не секрет, Алеша, зачем вызывали?

— В большое начальство выхожу, Миша, — хмуро ответил Алексей. — Никогда не думал…

— Ставят на полк? — сострил Луц. — Немедленно отказывайся. Скажи — некогда, грудные дети…

— Ставят на дивизион.

— Старшиной? Неужели? — догадался Луц, и брови его поползли вверх, — А как же Борис? Снимают? Ну и ну!..