Том 1

Раскрыв дверцу, Алексей выскочил из машины, слыша, как бешено забурлила вода, чувствуя, как орудие, скатываясь с берега, сильно толкнуло сзади машину. Сочно захрустело дно; тонко завывая, пел мотор, а возле орудия раздались, закипели обеспокоенные голоса, всплески, хлюпанье от быстрого движения ног. Темная громада машины, гудя, проползла мимо него. И, налегая на борта, на щит, на колеса, на ствол, позади толкался орудийный расчет; кто-то, трудно дыша, говорил:

— На колеса, ребята!

— Ну и ночка! Как на передовой! — с ожесточением выдохнул чей-то баритон. — Наковыряешься!

И Алексей навалился плечом на щит рядом с чьим-то еще плечом, крикнул азартно и зло:

— Вперед!.. Навались, ребята!..

Он шел так, упираясь в дно, подталкивая орудие, пока не онемело плечо, пока колеса орудия не ушли под воду. А вода все поднималась и уже перехлестывала через станины, ударяла в щит, и машина, натруженно завывая, двигалась медленнее и медленнее.

Вдруг тело орудия откатилось назад, непомерной тяжестью надавило на плечо. Орудие стало. Мотор приглушенно ревел, буксовали колеса. Вокруг орудия бурлила вода. Люди в бессилии прислонились к щиту.

— А, черт! Завели в омут! Полные сапоги воды! Что будем делать?

— Держись, утащат омутницы! — закричал Гребнин. — Они любят таких верзил, как ты, Нечаев!

— Еще, ребята! — с тревогой командовал Дроздов. — Ну, р-раз! Еще!

— Подожди, буксует! Здесь самая глубина!

— Мотор бы не залило!

— Миша, не наступай на ноги! Зачем толкаешься? Не видишь разве? — гневно заорал около станин Ким Карапетянц. — Держи руками!

— Орудие засасывает!

— Где Дмитриев?

Алексей молчал, привалившись к щиту орудия, лихорадочно соображая: «Засасывает орудие… Машина буксует… Мы, наверно, на середине реки… Все же не сумели, не сумели…»

А в машине Матвеев отчаянно кричал, высовываясь из раскрытой дверцы:

— Помогай, ребята! Дав-вай!.. Что же вы?.. Да что же вы делаете со мной?!

— Прекрати суматоху, Матвеев! — выделяя каждое слово, выговорил Алексей и, подходя к машине, увидев над собой белое лицо шофера, заговорил с неприязнью: — Какого черта? Лучше уж кричи тогда: «Братцы, погибаю!» Не думал, что растяпа ты!

— Да засосет же… — жалко выдавил Матвеев. — Ведь ее, гробину…

— Замолчи! — гневно оборвал Алексей и, повернувшись к берегу, где тусклой каплей покачивался на ветру фонарик, позвал хрипло: — Гребнин!

— Я курсант Гребнин!

Вблизи послышалось бурление воды, и перед Алексеем размытым в темноте силуэтом возникла фигура Гребнина.

— Иди к берегу, узнай, сколько до него. Быстро только! Луц, разматывай трос лебедки! И вслед за Гребниным! Я сейчас приду к вам. Ищите дерево со стволом покрепче. Все ясно?

— Ясно! — коротко отозвался Гребнин.

Загудела лебедка, заплескался в воде трос, и две фигуры — одна низкорослая, другая худая и высокая — пропали во тьме. Вскоре донесся оттуда отдаленный и радостный голос Гребнина:

— Берег!..

— Наконец… Фу-ты! — Алексей вытер мокрое лицо, затем спросил у Матвеева отрывисто: — Хватит троса? Да включи ты фары, что погасил? Троса хватит?

— Да кто его знает… должно, хватит… А фары… с ними фонарь, плохо видно… — забормотал Матвеев.

— Включай! Фонарь сейчас и так найдем! Включай, говорят!

Алексей двинулся к берегу, где угасающей искрой мерцал фонарик.

За спиной вспыхнули фары, ярко выхватили угрюмые деревья, склонившиеся к реке отяжелевшими от дождя ветвями, и видно было, как на том берегу две фигуры в потемневших, мокрых шинелях что-то быстро делали возле деревьев, а трос, взблескивая, колыхался над водой. Опять оттуда донесся крик Гребнина:

— Готово!

И Алексей скомандовал срывающимся голосом:

— Включай лебедку! От машины и орудия всем отойти!

Заработала лебедка. Трос натянулся. Машина, как огромная черепаха, толчками начала выползать из воды. Фары ее надвигались, ослепляя; затем передние колеса заскользили по кромке берега, подмяли ее под себя и с ревом забуксовали. Раздался стук колес по корневищам, и машина, подвывая мотором, натужно потянула в гору. Сзади, покачиваясь, послушно катило орудие.

— На бугор! На бугор, Матвеев! — крикнул Алексей. — Здесь не останавливаться!

Дрожа от силы мотора, машина поднялась на бугор и стала под деревьями. Расчет медленно выходил из воды. А когда вторая машина была вытащена на берег и он, вымотанный переправой, вконец обессиленный, подошел к своей кабине, чтобы посмотреть карту, его окликнул лейтенант Чернецов. У Алексея так дрожали, непослушно подкашивались от усталости ноги, что он попросил:

— Разрешите мне сесть? — и, опустившись на подножку машины, вынул карту; капли дождя косо липли к целлулоиду.

— Пожалуйста, сидите, — вполголоса ответил Чернецов и зажег фонарик. — Посмотрим карту.

— Я вас не видел, товарищ лейтенант… Где вы были? — почти шепотом спросил Алексей. — Здесь?..

— Был недалеко от вас. Я-то вас отлично видел. Скажу откровенно — сначала и не надеялся… — И Чернецов смущенно тиснул его руку.

Несколько минут спустя машины мчались по дороге к недалекой теперь Марьевке. В кузовах было тихо: вымокнув на дожде, притомившиеся курсанты дремали, пригревшись под брезентом.