Том 1. Долгое ожидание

Она высоко подняла брови, и на ее лице появилось странное выражение, словно она радовалась чему-то, хотя для этого не было повода. И снова посмотрела на меня взглядом матери, которая знает, что ее ребенок говорит неправду, и ждет, чтобы он сознался в этом.

Я почувствовал себя неловко, поднялся и кивнул У эн ди.

— Большое спасибо, миссис Минноу. Вы мне очень помогли.

— Весьма рада. Если что-то понадобится, мой номер есть в телефонной книге.,

Она проводила нас до порога и долго еще стояла, глядя вслед. Мы сели в машину, Уэнди нажала на стартер. Несколько минут я молчал, давая улечься в голове всему услышанному. Когда все было разложено по полочкам, я спросил:

— Так что вы думаете по этому поводу?

— Странная женщина. Не знаю, как я повела бы себя на ее месте. Кажется, она совершенно уверена в вашей невиновности.

— А вы?

— Разве это имеет значение?

— Да нет, не особенно. —

Она побарабанила пальцами по рулю — мы как раз стояли у светофора — и сказала:

— Я не так уверена, как она.

Мне было наплевать. Пускай думают что хотят, лишь бы не мешали выполнить то, что я решил. Я задумался о таинственном письме. Тем временем Уэнди остановила машину.

— Мне очень жаль, но вам придется выйти здесь. Я тороплюсь, а надо еще заехать домой за платьем.

— Вы не могли бы подвезти меня поближе к цен- тру?

— Честное слово, я очень тороплюсь, Джонни.

Я усмехнулся и вышел из машины.

— О’кей, девушка-труженица. Спасибо, что подбросили.

Она протянула через окно руку, и я увидел у нее такое же странное выражение, как и у миссис Минноу.

— Джонни… Вы по-своему неплохой парень. Надеюсь, что вы твердо знаете, чего хотите.

— Знаю.

— И еще… Я твердо уверена…

Она сморщила нос, словно ребенок, и губы ее раздвинулись в улыбке. На этот раз мне не пришлось притягивать ее к себе, потому что она придвинулась сама. Рот ее был теплым и нежным. Она с трудом перевела дыхание, когда я оторвался от ее губ, и послала воздушный поцелуй. Я помахал ей рукой, потом поймал такси и поехал в центр города.

6

Остаток вечера я посвятил обходу пивнушек. К десяти часам, проглотив неимоверное количество пива, я располагал сведениями о том, что два человека видели когда-то Веру Уэст в обществе Ленни Серво.

В пять минут одиннадцатого я вышел из «Голубого зеркала» и решил подпустить поближе типа в сером костюме, который шел за мной по пятам начиная со второй пивнушки. На нем была соломенная шляпа, он был коренаст, карман подозрительно оттопыривался… Нет, полицейские города и в самом деле нуждались в парочке хороших уроков.

Зайдя за угол, я отступил в тень забора. Я заломил ему руки за спину, уперся в хребет и пояснил, что стоит пошевелиться, как сломаю ему позвоночник. Вытащив из кармана, я бросил на траву его пушку и слегка тряхнул его:

— Кто послал тебя, дружочек?

Его отчаянный вопль словно разрезал темноту. Глаза вылезли из орбит, изо рта сочилась струйка слюны. Я чуть ослабил хватку и повторил вопрос. Ответа я не услышал, откуда-то издалека донесся резкий хлопок, и ночь стала сгущаться вокруг, пока все не исчезло из моих глаз.

Сознание вернулось ко мне вместе с ощущением, что не менее тысячи молотков бьют меня по голове. Медленно-медленно начали просачиваться звуки. Двигаться было очень больно, я осторожно сел, стараясь не шуметь.

Чей-то голос произнес:

— Проклятие! Он меня чуть надвое не разорвал!

— Заткнись, ты сам напросился, все время наваливался ему на спину.

Первый голос разразился потоком проклятий:

— Ты ведь должен был быть рядом, а явился черт-те когда!

— Но ведь явился же! Не мог же я переть на светофор!

— Кто-нибудь заплатит за это! И еще этот сукин сын сказал, что парня можно взять голыми руками. Мол, он сразу наложит в штаны со страху, стоит только прикрикнуть.

— Не ной! Он ведь был на войне, а за трусость медалей не дают.

— И что с этого? Этот сукин сын сказал, что парень устал от убийств на войне и теперь не может больше драться. Устал, мол, от сражений и выдохся, стал желто- ротиком.

— Для желторотика он чересчур смел. Правда, война окончилась давно, и все могло измениться.

Вот оно что! Я был почти благодарен говорившему. Джонни считался здесь слюнтяем. Если ты побывал на войне и сыт по горло кровью, смертями, мучениями и больше не в состоянии участвовать в насилии, все вокруг начинают считать тебя желторотиком.

Я непроизвольно пошевелился. Один из сидящих в машине ткнул мне пистолетом в ребро.

— Сынок очнулся, — сказал он.

Коротышка, которого я проучил, быстро повернулся и ударил меня кулаком в зубы.

— Вот тебе, подонок! Сейчас еще получишь.

Второй остановил его:

— Заткнись и веди машину как следует, иначе перевернемся. — Потом он еще раз ткнул меня пистолетом и сказал — А ты сиди тихо, как мышь, а то получишь пулю в живот, и это будет, поверь мне, не очень приятная смерть.

Я вытер кровь с лица и посмотрел в окно. Мы были за городом, дорога вокруг была пустынна. В машине имелось только две дверцы, так что у меня не оставалось никаких шансов удрать. Пришлось набраться терпения.