— Все необходимые документы обеспечит Оджи. Пусть никого это не тревожит. Кроме того, мне нужен список новых членов клуба, а также подробный отчет о всех наличных и поступающих товарах. Если кто-то попытается словчить, пусть пеняет на себя.
— Да, Роджер подойдет, — сказал сидевший неподалеку от меня человек.
— Значит, принято.
На одном лице, до сих пор никак не реагировавшем на мои действия, я вдруг заметил скептическую усмешку. Это было лицо мужчины некогда крепкого физически, но теперь порядком заплывшего жиром; в жесткой складке его рта и мрачном блеске глаз и сейчас чувствовалась сила.
Не отводя от него взгляда, я сказал:
— У вас какие-то сомнения, советник?
Хыо Педл, почти полновластный хозяин старого датского избирательного округа, не сгоняя с мясистого лица язвительной улыбки, произнес мягким, вкрадчивым голосом:
— О нет, это всего лишь любопытство… мистер Дип.
— Непохоже. — Я внимательно вгляделся в него, стараясь подметить изменение выражения его лица, и добавил — Рядом с вами сидит мистер Копола. Он — крупная шишка в муниципалитете. Вы его близко знаете?
— Очень близко, мистер Дип.
— Вы довольно тучный мужчина и, наверное, часто посещаете турецкие бани. И он там тоже бывает. Обраща-_ ли внимание на шрамы у него на животе?
— О да.
— Вы не спрашивали, откуда они у него?
— Никогда.
Я улыбнулся, и язвительность с его лунообразной физиономии как ветром сдуло.
— В таком случае поинтересуйтесь, — сказал я.
Публика оживилась, кто-то вполголоса поддержал мое предложение, поняв намек: собрание явно приняло мою сторону. Оставалось прояснить еще кое-что, и это следовало сделать именно сейчас. Я наклонился над спинкой кресла, оглядел притихшее собрание и сказал:
— Кто бы ни убил Беннета, ему лучше исчезнуть. Но я все равно найду его, и это будет концом его жизни…
Бенни-бруклинец и Дикси с трудом, поддерживая друг друга, поднимались на ноги. Сами они вряд ли четко осознавали, что с ними стряслось, но многим из присутствующих наверняка припомнился столь же неприятный для этой парочки инцидент, имевший место в подвале этого здания лет двадцать тому назад. Нельзя было без смеха смотреть на их унылые рожи. Зал откровенно потешался, отовсюду сыпались ехидные реплики.
Маленький Киска смотрел на меня с тем умильным выражением лица, из-за которого, наверное, и получил свое прозвище.
— Киска, — сказал я, — пойдем.
Он закашлялся от радости, задохнулся, потом поднялся, всем своим видом подчеркивая готовность идти за мной куда угодно.
Остальные еще сидели в ожидании.
— Вы обо мне услышите. И очень скоро. А на сегодня— все. Верзила на посту открыл нам дверь с почтительным поклоном, и мы двинулись вниз по лестнице.
— Итак, Киска, ты, значит, со мной?
— Всюду и везде, Дип.
Киска открыл наружную дверь, и мы вышли на улицу. Порывы ветра с мелким дождем заставили нас поднять воротники плащей. Киска снова закашлялся, колотя себя в грудь, а потом спросил:
— Какие будут указания, Дип?
— Как всегда, Киска. Сквозь стены, через заборы, в щели — всюду, куда другой не сможет проникнуть. Глаза и уши…
— Я уже не тот, Дип.
— Неприятности?
— С легкими. Туберкулез. Но я протяну дольше, чем
— Думаешь?
Боссы прикончат тебя, Дип. Пока не прикончат, не успокоятся. Они вошли в силу и завели собственные дела. Беннет им давал много воли, не очснь-то мешал. И все же его убрали. Уж не знаю, как и кто. А ты им будешь мешать. Тебя они не потерпят, Дип. Разве не так?
— Все правильно, Киска.
— Ты слишком круто начал, Дип. Они уже отвыкли от крепкой руки. Они уже выросли и дела свои делают не в подвалах. Так, как было раньше, уже не будет никогда. Но я с тобой, Дип.
— Смерти не боишься?
— Эх, Дип… Я больше боюсь жизни, чем смерти. Это убивает меня. Он хлопнул себя ладонью по груди и улыбнулся.
Полицейский, патрулировавший улицу, был еще сравнительно молол в те давние дни, когда мы с ним познакомились. Теперь же волосы, выбивающиеся из-под его фуражки, блестели сединой. Это значило не только приближение ухода в отставку, но и то, что за его широкими и мощными плечами долгие годы службы, большой опыт и знание дела. Ему были знакомы все наши неписаные законы и, пожалуй, все жители нашего квартала. Его твердые шаги свидетельствовали о спокойной уверенности и решимости двигаться только вперед, ломая все преграды. Мерное покачивание дубинки в его руке никогда не утрачивало четкого ритма.
Он остановился в шаге от меня.
— Я уже слышал, что ты вернулся, Дип.
— Мистер Саливен, вы по-прежнему узнаете все если не первым, то уж вторым наверняка.
— Я слышал также, что ты уже устроил заварушку.
— Это не совсем так.
Он протянул руку и пальцем вычертил на моей груди, немного левее центра, фигуру, похожую на сердце.
— Эго весьма уязвимое место, — произнес он многозначительно, — несколько граммов свинца — и все, конец, мой мальчик.
— Вы говорите, как в старые дни, мистер Саливен.
Морщинки вокруг его глаз углубились, зрачки сузились.
— Без тебя мы здесь жили спокойно. В нашем квартале никого не убивали.
— Кроме Беннета…
— Он не много стоил. Жаль пули.