Том 1. Первая книга рассказов

– Но, милый друг мой, если жить на лоне природы – значит больше есть, пить молоко, купаться и ничего не делать, – то, конечно, это очень просто; но наслаждаться природой, пожалуй, труднее греческой грамматики и, как всякое наслажденье, утомляет. И я не поверю человеку, который, видя равнодушно в городе лучшую часть природы – небо и воду, едет искать природы на Монблан; я не поверю, что он любит природу.

Дядя Костя предложил Ване подвезти его на извозчике. В жарком утре уже чувствовалась близость лета, и улицы наполовину были перегорожены рогатками. Дядя Костя, занимая три четверти пролетки, крепко сидел, расставя ноги.

– Дядя Костя, вы подождите немного, я только узнаю, пришел ли батюшка, и если не пришел, я проедусь с вами докуда вам нужно, а оттуда пройдусь пешком, чем в гимназии-то сидеть. Хорошо?

– А почему ваш батюшка должен не прийти?

– Он уже неделю болеет.

– А, ну хорошо, спрашивай.

Через минуту Ваня вышел и, обошедши извозчика, сел с другой стороны, рядом с Константином Васильевичем.

– А Ларион-то Дмитриевич будто предчувствовал, брат, какие мы на него планы строим, – уехал, да и не приезжает.

– Может быть, он и приехал.

– Тогда бы явился к Анне Николаевне.

– Кто он такой, дядя Костя?

– Кто – кто такой?

– Ларион Дмитриевич.

– Штруп – и больше ничего. Полуангличанин, богатый человек, нигде не служит, живет хорошо, даже отлично, в высшей степени образованный и начитанный человек, так что я даже не понимаю, чего он бывает у Казанских?

– Ведь он неженатый, дядя?

– Даже совсем наоборот, и если Ната думает, что он на нее прельстится, то жестоко ошибается; и вообще, я решительно не понимаю, что ему делать у Казанских? Вчера, умора: Анна Николаевна давала генеральное сражение Алексею!

Они переезжали мостом через Фонтанку. Мужики на садках вытаскивали рыбу из люков, дымили пароходики, и толпа без дела стояла у каменного парапета. Мороженик с грохотом подвигал свой голубой ящик.

– Ты, может быть, слышал от кого, что Штруп вернулся, или его самого видел? – говорил на прощанье дядя Костя.

– Нет, да где же, раз он, говорите, не приезжал, – сказал Ваня, краснея.

– Вот ты говорил, что не жарко, а сам как раскраснелся, – и тучная фигура Константина Васильевича скрылась в подъезде.

«Зачем я скрыл встречу со Штрупом?» – думал Ваня, радуясь, что у него образовывается какая-то тайна.

В учительской было сильно накурено, и стаканы жидкого чая слегка янтарились в полутемной комнате первого этажа. Входящим казалось, что фигуры движутся в аквариуме. Шедший за матовыми окнами проливной дождь усиливал это впечатление. Шум голосов, звяканье ложечек мешались с глухим гамом большой перемены, доносившимся из залы и временами совсем близко – из коридора.

– Орлова опять изводят шестиклассники; решительно, он не умеет себя поставить.

– Ну, хорошо, ну, допустим, вы выведете ему двойку, он останется, – думаете ли вы этим его исправить?

– Я вовсе не преследую исправительные цели, а стараюсь о справедливой оценке знания.

– Наши бы гимназисты пришли в ужас, если бы увидели программы французских коллежей, не говоря о семинариях.

– Вряд ли Иван Петрович будет этим доволен.

– Бесподобно, говорю вам, бесподобно, вчера он был отлично в голосе.

– Вы тоже хороши, лезете на малый в трефах, а у самого король, валет и две маленькие.

– Шпилевский – распутный мальчишка, и я не понимаю, что вы за него так стоите.

Все голоса покрыл резкий тенор инспектора, чеха в пенсне и в седой бородке клином:

– Потом я попрошу вас, господа, наблюдать за форточками; никогда выше четырнадцать градус, тяга и вентиляция.

Постепенно расходились, и в пустевшей учительской раздавался только тихий басок учителя русского языка, беседовавшего с греком.

– Удивительные там попадаются типы. На лето, перед поступлением, предлагалось прочесть кое-что, довольно много, и, например, Демона – так передают ех abrupto: «Дьявол летал над землею и увидел девочку». – «Как же эту девочку звали?» – «Лиза». – «Положим, Тамара». – «Так точно, Тамара». – «Ну и что же?» – «Он захотел на ней жениться, да жених помешал; потом жениха убили татары». – «Что же, тогда Демон женился на Тамаре?» – «Никак нет, ангел помешал, дорогу перешел; так Дьявол и остался холостым и все возненавидел».

– По-моему, это великолепно…

– Или об Рудине отзыв: «Дрянной был человек, все говорил, а ничего не делал; потом связался с пустыми людьми, его и убили». – «Почему же, – спрашиваю, – вы считаете рабочих и вообще всех участников народного движения, во время которого погиб Рудин, людьми пустыми?» – «Так точно, – ответствует, – за правду пострадал».

– Вы напрасно добивались личного мнения этого молодого человека о прочитанном. Военная служба, как монастырь, как почти всякое выработанное вероучение, имеет громадную привлекательность в наличности готовых и определенных отношений ко всякого рода явлениям и понятиям. Для слабых людей это – большая поддержка, и жизнь делается необыкновенно легкой, лишенная этического творчества.

В коридоре Даниила Ивановича поджидал Ваня.

– Что вам угодно, Смуров?

– Я бы хотел, Даниил Иванович, поговорить с вами приватно.