Том 1. Повести. Рассказы. Очерки (1912-1917)

Кум думал, что Федор Петрович обрадуется и поблагодарит за хлопоты. Но тот слушал его равнодушно и вяло согласился. Заперли квартиру, а ключ спрятали в условленное место за карниз.

VI

Трактир «Зеленая долина» по случаю праздника битком набит трезвой, выпившей и совсем захмелевшей публикой. Было душно, накурено и временами стоял такой невообразимый гвалт, что даже гремевший во все трубы оркестрион не мог заглушить его.

Федора Петровича, отвыкшего от угара веселых кабаков, точно колом ударило. Он в раздумье приостановился, собираясь повернуть назад, но кум под самое его ухо крикнул:

— Плыви к стенке!.. Подсаживайся… Здорово, Захар Иваныч! Ты что, гуляешь?

— Мало-мало есть… — пошлепал отвисшей губой красный, плешивый толстяк, отирая платком бритое лицо.

— Можно к тебе присоседиться? Это мой кум, Федор Петрович Уткин, а это Пуговкин, Захар Иваныч, скорняк. Ну, будьте знакомы. Вот так… Эй, человек! Чаю!.. Два и три… Живо. Стой! Стой!.. Да притащи-ка полдиковинки… На закуску? Сыпь селедочку да грибочков, что ли, подбрось солененьких… Ну, махом!

Кум необычайно оживлен, от него чуть-чуть попахивало водкой. А Федор Петрович все еще угрюм и мрачен.

— Ну, как, господин сапожных дел мастер, с заказчиком у вас тихо али ничего, идет? — спросил скорняк у Федора Петровича, играя золотым, с камнем, перстнем.

— С заказчиком? — закричал кум, он хлопнул обеими ладонями по столу и подмигнул Федору Петровичу. — Хи-хи! Нет, ты дай нам шапку продать, вот мы тогда покажем… Уж мы тогда удостоверим, какие бывают которые сапожники!..

Федор Петрович с достоинством кашлянул и шевельнулся на стуле, а Захар Иваныч спросил:

— Какую шапку?

— А вот какую: тысячную. Веревкинскую знаешь? Ну-к она.

Тут Федор Петрович как следует откашлялся, не торопясь вытер нос и, напрягая легкие, стал рассказывать Захару Иванычу историю с шапкой. А расторопный кум налил три рюмки и облизнулся на селедку с грибами:

— Приятели, клюнем!.. Кум, бери… кушай.

— Знаешь ведь, не пью, — отрезал Федор Петрович, прихлебывая из стакана чай.

— Не пьешь? Ну, будь здоров! Захар Иваныч, действуй…

Федор Петрович помаленьку стал входить во вкус и с любопытством разглядывал публику. Какой-то долгобородый старик и усатый человек с кривым глазом принялись обниматься, взасос целовать друг друга и горько плакать.

— Миша… Миша!.. Ей-бо-о-огу… — кривил рот старик.

— Дедушка Лука, помни!.. Ты мне замест отца.

— Мишь, голубь!..

Федор Петрович хихикнул, тотчас же прикрыв, из приличия, рот рукой.

Из дальнего угла кто-то тенористо орал и бил, кулаком по столу:

— Давай!.. Сказано, давай… А то в мор-рду!..

— Эй, малый! Наверни-ка камаринского.

У стола, пригорюнившись, сидела женщина и караулила заплаканными, в синяках, глазами своего загулявшего мужа. Федор Петрович взглянул на нее, и было повеселевшая душа его вновь померкла. Ему вспомнилась Катерина Ивановна, она вот так же хаживала по кабакам, охраняя его, пьяного и задирчивого. Вспомнилось, как однажды утром, после угарной ночи, Катерина Ивановна молча подала ему клок своих волос с запекшейся на них лепешкой крови и так же молча отошла, утирая фартуком покатившиеся слезы. И многое другое, такое же мрачное, вспомнилось в эту минуту Федору Петровичу. Он крепко потер ладонью вспотевший лоб и, шумно вздохнув, задумался.

— Кум, да чего ты? Выпей!..

— Кто, я? — растерянно отозвался Федор Петрович. — Нет, подожду.

— Зря!.. Это ты, кум, зря… Пей, да дело разумей…

— Да выкушайте, Федор Петрович… Позвольте вас с шапочкой поздравить, — прохрипел скорняк и похлопал Федора Петровича по плечу. — Отечественная… с грибочком-с…

Федор Петрович сглотнул слюну и со страхом почувствовал, как вдруг засосало под ложечкой. Он крепко стиснул зубы и едва мог дождаться, когда его вновь попотчуют.

— Нет, не буду… Боюсь… — сказал он дрожащим голосом, когда кум, кланяясь и упрашивая, поднес к самым его губам рюмку.

В это время, как на грех, грянул «Камаринский», кто-то вприсядку бросился, присвистывая и дробно стуча каблуками.

— Гуляй!.. Рработай!.. Шире-бери!..

Федор Петрович испуганно схватил за рукав свою правую руку, но она властно протянулась к рюмке и выплеснула водку в жадно раскрывшийся хозяйский рот.

Федор Петрович чуть не упал со стула, так его всего передернуло и повело.

— Ха-ха!.. Молодец!.. Ай да кум!.. Эй, парень! Дай-ка на троих графинчик… Ну, махом!..

Не с четырех рюмок захмелел Федор Петрович. Опьянили его речи Захара Иваныча.

— Ты мне поверь!.. А на кума наплюй!.. Его дело — квашня… Так или не так? А-а-а!.. то-то вот и есть…

— Нет, товарищ, стой, — тряс бородой кум. — Ежели, к примеру, хоша я со временем булочник, а в шапке и я понимать должон.

— Кто ты? Тьфу! Вот твое понятие… На-ка, выкушай… А я вот тебе докажу… Да!.. И больше никаких!..

— Погодите, позвольте… — пробовал вмешаться раскрасневшийся Федор Петрович.

— Ничего не позволю!.. тыщу, и больше никаких… — выкатывая глаза, старался Захар Иваныч. — Завтра же пришлю покупателя… Ей-богу, пришлю!.. С башкой оторвут, а не то что… Ха, да эту шапку еще не всякому губернатору носить!..