Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Трудно сказать, что заставило его вдруг свернуть на мостовую и, лавируя между тележками зеленщиков с впряженными в них собаками, двинуться в направлении чудного заведения: может, и в самом деле, заинтересовался, а может, просто хотел укрыться от любопытных взглядов прохожих, которые с присущей голландцам застенчивой бесцеремонностью неуклюже, по-медвежьи, обступили его и, глуповато посмеиваясь, обменивались замечаниями по поводу изящного, с иголочки, сюртука, блестящего цилиндра и белоснежных перчаток — предметы туалета, явно не пользовавшиеся популярностью в этой части Амстердама; как бы то ни было, а уловка удалась: лишь пара уличных подростков увязалась за незнакомцем — засунув руки в бездонные карманы синих парусиновых клешей, худосочные, сутулые, с отвислыми задами и тонкими гипсовыми трубками, воткнутыми в узлы красных галстуков, они вразвалочку, лениво волоча ноги в тяжеленных деревянных башмаках, брели следом.

Грязные безжизненные окна дома, который «салон» Хадира Грюна опоясывал по периметру, справа и слева выдаваясь в параллельные проулочки небольшими стеклянными пристройками, взирали на мир мутно и угрюмо, было в этом взгляде что-то казенное, свойственное казармам и складским помещениям;

скорее всего здесь действительно размещался какой-то склад, выходивший задней своей стеной на так называемый грахт — один из бесчисленных грузовых каналов, подобно артериям пересекающим этот большой портовый город вдоль и поперек.

Дом казался таким непропорционально приземистым, что невольно закрадывалась мысль о древней, мрачной четырехугольной башне, год за годом погружавшейся в мягкий торфяной грунт, пока не ушла в него по самый край своего кружевного жабо — теперешняя стеклянная пристройка.

Посреди витрины на драпированном красной тряпицей постаменте покоился темно-желтый череп, неумело и косолапо склеенный из папье-маше, — глазницы и височные тени были отретушированы неестественно густо, слишком широкая и массивная верхняя челюсть могла принадлежать разве что человекообразной обезьяне, но никак не человеку, тем не менее на засаленном пиковом тузе, который гордо сжимала в зубах сия жалкая пародия на символ смерти, значилось: «Het Delphische Orakel, of de stem uit het Geestenrijk»[123].

Через всю витрину тянулись длинные цепи, сплетенные из больших медных колец, унизанных гирляндами грубо размалеванных картинок, на которых в самом широком ассортименте были представлены дорогие сердцу всякого женатого мужчины образы: от кислых, прыщавых физиономий тещ с огромными висячими замками на тонких иезуитских губах до искаженных злобой ангельских личиков милых женушек, в праведном гневе потрясающих вениками и скалками; впрочем, средь этой варварской пестроты встречались и другие, выполненные в более нежных, интимных тонах: пышнотелые юные особы жеманно кутались в полупрозрачные кружевные неглиже, с притворной стыдливостью пытаясь прикрыть свои роскошные формы: по нижнему краю сих неземных видений вились маленькие изящные буковки: «Tegen het licht te bekijken. Voor Gourmands»[124].

Вокруг «Дельфийского оракула» громоздилась всевозможная причудливая мишура, чего здесь только не было: стальные наручники, для пущего шику снабженные особой надписью: «знаменитая гамбургская восьмерка», груды пыльных египетских сонников, искусственные клопы и тараканы — «для бросания

в пивную кружку соседа по постоялому двору», — потешные каучуковые носы, склянки в виде алхимических реторт, наполненные розоватой водицей: «Любовный термометр — чудодейственный эликсир для начинающего ловеласа», плошки с жестяными деньгами, стаканы для игры в кости, «купейные ужасы» — «безотказное средство для господ коммивояжеров, позволяющее быстро и непринужденно завязывать дорожные знакомства», — представленные ощеренной волчьей пастью, «комфортно крепящейся пониже усов», а над всем этим легкомысленным изобилием, как бы благословляя его, из зловеще черной задней стенки витрины торчала восковая женская рука с бумажным кружевным манжетом на бледном запястье.

Незнакомец поспешно вошел в лавку; сделал он это конечно же не для того, чтобы приобрести какой-нибудь чудодейственный эликсир или фальшивого таракана, — скорее всего просто спасался бегством от невыносимого рыбьего запаха, который зловонной аурой окутывал следовавшую по пятам парочку.