Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

за медикамент — "я излечу тебя, когда ты объешься", — то за яство, "данное тебе, чтобы ты объелся и вновь мог прибегнуть к медикаменту"... В конце концов я слишком хорошо проникся остроумной сентенцией моего приятеля Пфайля о том, что все в этом лучшем из миров норовит укусить себя за хвост, чтобы подобно несмышленому юнцу доверять этим лживым посулам, ну а если учебный план жизни не предусматривает ничего более мудрого, то лучше уж удалиться в пустыню и жить отшельником, вкушая акриды и дикий мед...»

— Гм, удалиться в пустыню и, предавшись посту, посвятить себя изучению высшей магии — и об этом помышляет тот, кто был столь наивен, чтобы серебром оплатить жалкий, рассчитанный на глупцов трюк с бутылочными пробками, кто не в со стоянии отличить шулерскую лавку от мира, кто даже не подозревает, что у тисненных золотом обложек бывает весьма неприглядное нутро?.. Это вас бы, молодой человек, следовало назвать «Грюном»[128], а не меня, — послышался внезапно низ кий вибрирующий голос, и когда незнакомец, пораженный тем, что кто-то читает его мысли, поднял глаза, то увидел старого иудея, хозяина «салона», который неподвижно смотрел на него...

Незнакомец вздрогнул, таких лиц, как это, перед ним, ему видеть не приходилось: гладкое, без единой морщинки — правда, лоб скрывала широкая черная повязка, — оно тем не менее было изборождено глубокими складками, подобно морю, которое может вздыматься огромными валами, однако морщинистая рябь никогда не тревожит поверхности этих гигантов... Глаза как две черные бездны, и все же это были живые, человеческие глаза, а не пустые мертвые глазницы на голом блестящем черепе. Оливковая кожа казалась отлитой из тусклой меди — наверное, так выглядели древние библейские племена, о которых сказано, что ликом они с темно-зеленым златом были схожи.

— С тех пор как Луна, бледная странница, кружит по небо склону, — продолжал иудей, — пребываю я в мире сем. Мне суждено было узреть первых людишек — подобные обезьянам, они приходили из древа и уходили во древо, — мгновение он задумчиво помедлил, — из колыбели во гроб. И по сей день люди как обезьяны, и в руках у них по-прежнему топор. Потухший взор их обращен вниз, в бесконечность, коя сокрыта в малом, — там, в непроглядной бездне, тщатся они дно обрящить.

Итак, познали они, что в чреве самого ничтожного червя обитают миллионы крошечных существ, а в тех в свой черед — миллиарды еще более крошечных, однако все еще невдомек пытливым исследователям, что эдак им конца во веки веков не сыскать. И хотя взору моему отверсты обе бездны, и верхняя и нижняя, да и слезы свои я давным-давно повыплакал, но, все едино, смеяться так и не научился... Вот и ноги мои омыты потопом, и весь подлунный мир исходил я вдоль и поперек, однако где тот смертный, коий бы имел повод для смеха? Такого мне встретить не довелось — быть может, я его не заметил и прошел мимо?..

Ныне стопы мои вновь омывает потоп — моря крови! — так неужели же сейчас, в это страшное время, найдется безумец, способный смеяться? Не думаю. Видно уж, придется ждать следующего потопа — огненного!..

Судорожным движением незнакомец надвинул на глаза цилиндр — лишь бы не видеть этого кошмарного лика, который своим ледяным, потусторонним взглядом, казалось, пронизывал его насквозь, вызывая в душе чувство такого панического ужаса, что у него на миг дыхание перехватило, — и потому не заметил, как иудей вернулся к себе за конторку, а барышня, прокравшись на цыпочках на его место, сняла с полки череп из папье-маше, подобный тому, на витрине, и, бесшумно водрузив его на высокий табурет, стала ждать, когда лее головной убор, съехавший странному клиенту на нос, утратит наконец свое крайне хрупкое равновесие и свалится на пол.

Но вот неизбежное произошло — она с быстротой молнии ловко подхватила цилиндр на лету и, вручив его опешившему незнакомцу, как ни в чем не бывало приступила к своим прямым обязанностям:

   — Извольте видеть, сударь, перед вами так называемый Дельфийский оракул! Он поможет нам заглянуть в будущее и получить ответы на вопросы, дремлющие в сокровенной глубине души. — И она, видимо для пущей убедительности, таинственно скосила томные голубые глаза за вырез своего душного, пышущего жаром декольте. — Пожалуйста, сударь, задумайте про себя какой-нибудь вопрос!

   — Да-да, конечно, разумеется... — неуверенно пробормотал незнакомец, все еще не в состоянии опомниться от страшного видения.

   — Смотрите, смотрите, он уже оживает!

Нижняя челюсть «оракула» медленно отвисла вниз... Наступила томительная пауза... Далее череп сделал несколько ленивых

жевательных движений и, презрительно сплюнув какую-то свернутую в трубочку бумажку, облегченно клацнул зубами; барышня, поднаторевшая в обращении с капризным «прорицателем», проворно поймала послание...

На узеньком листочке было написано красными чернилами — а может, то была кровь? — следующее:

«Исполнится ли страсть твоей души? — Скрепивши сердце, смело приступай, и воля пусть заступает место суетных желаний».