Уместно вспомнить, что Чехову было тогда всего тридцать лет. Болезнь еще ходила стороной, словно дальняя гроза, а сам он являл собою совсем не тот облик, к которому мы привыкли по школьным портретам: сухой, изможденный человек в пенсне, почти старик. Нет, тогда в Коломбо, на райской земле вечного лета, он был по-настоящему молод и красив: отличного телосложения (мало кто помнит, что Чехов дружил с Гиляровским и был среди основателей первого гимнастического общества в России), высокого роста (сто восемьдесят девять сантиметров), с юношеским лицом прекрасной лепки, с глазами, полными света, неутомимый в работе, остроумнейший и необыкновенно легкий в общении да плюс ко всему еще обладающий выдающимся бесстрашием и физической ловкостью.
Время пребывания Чехове на Сахалине и Цейлоне, где он останавливался, возвращаясь домой на пароходе добровольческого флота «Петербург», отмечено подъемом всех его жизненных сил. Может быть, именно тогда Чехов окончательно уверился в излюбленной им мысли: «прошлое связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого», а «правда и красота всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле».
Все тот же океан неустанно моет пески на атласно-нежных пляжах божественной Ланки.
Все так же вьется рядом с прибойной кромкой раскаленная дорога под неверною сенью накренившихся от муссонов кокосовых пальм, дорога внутри двух бесконечных рядов баснословно дорогих отелей и нищих хижин, едва прикрытых листьями кокосовой пальмы, вдоль неисчислимых лавочек с наваленными на прилавках или прямо на красноватой земле грудами папайи, с виду похожей на нашу дыню, металлически отливающих чешуей ананасов, покрытых длинным коричневым волосом кокосов, хранящих свой прохладный сок, напоминающий по вкусу наш березовый, подвешенных на перекладинах связок разносортных бананов – от больших, величиною по локоть, до крохотных, не длиннее пальца.
Мне посчастливилось проехать по острову почти две тысячи километров, побывать в пяти из девяти его провинций. Жизнь в Шри-Ланке – вдоль дорог, кажется, что едешь по одной нескончаемой улице – чуть в сторону, и ты в непролазных джунглях. Мне приходилось беседовать не только с работниками литературы и искусства, но и с буддийскими монахами, политическими деятелями, врачами, учеными, инженерами, агрономами, хранителями древних библиотек, преподавателями университетов – и для них имя Чехова не было пустым звуком. Конечно, все это были интеллигентные люди, и некоторые из них получили образование в Советском Союзе, и все-таки…
– И все-таки нет ничего удивительного в том, что Чехов так популярен в нашей развивающейся стране, – сказал генеральный секретарь Фронта народных писателей Шри-Ланки Гунасена Витана, когда мы были на самой южной оконечности острова, в усадьбе-музее Мартина Викрамасингхе. Подавая мне с полки книгу патриарха сингальской литературы «Чехов и Цейлон», Витана продолжил торжественно-убежденно: «У нас не бывает снега, не растут березы и вишневые сады, но нам понятно в Чехове главное – он твердо верил в то, что люди не сор земли, а ее цвет. Мы – молодая независимая страна, и для нас это очень важно».
К какому берегу плыть?
Кого же любить метисам, к какому берегу плыть им – к отцовскому или к материнскому? А если кто из нас еще более «мешанный», чем ординарный метис, тому куда? Разорвать свою душу на части, на лоскутки? Но во имя чего?
А как быть с «географией»? С расселением наших людей разных национальностей и «смешанных» по шестой части земного шара – «от финских хладных скал до пламенной Колхиды».
Мой отец Вацлав Адамович был по рождению поляком, моя мама Зинаида Степановна – русской. Я родился в Таганроге, а с младенчества и до зрелых лет прожил в Дагестане. Как мы попали в Дагестан?
В начале шестидесятых годов прошлого века мой прародитель был выслан из Польши на Кавказ, на войну с горцами. Видимо, он был офицером и погиб в бою. С тех пор и жила в нашем роду легенда о Дагестане. Поэтому когда я впервые прочел: