Том 15 (XVII век)

Между тем в художественном плане две части диптиха — совершенно различные произведения. Первое представляет собой повествование о рыцаре без страха и упрека, который на великолепном турнире побеждает одного за другим двенадцать грозных соперников. Второе — это рассказ о полных опасностей странствиях, где в центре внимания оказываются описания фантастических островов и земель, сказочных чудовищ и волшебных замков. Интерес к экзотике и занимательности, столь характерный для русской литературы XVII в., обусловил обращение именно ко второй части чешского диптиха.

Большинство мотивов и ситуаций повести о Брунцвике находит аналогию в русской словесности. Таков мотив «муж на свадьбе своей жены», известный в Европе по крайней мере с «Одиссеи»: он присутствует в сказочной былине «Добрыня в отъезде и неудавшаяся женитьба Алеши». Здесь же мы встречаемся с узнаванием по кольцу (это излюбленный мотив сказок). В роли «благодарного животного» фольклор знает сокола, орла и ворона, медведя и коня, а также и льва. Лев — нередкий персонаж древнерусской литературы. Он верно служит авве Герасиму (легенда о нем входит в Синайский патерик в качестве 134 главы и встречается как самостоятельное произведение; эта легенда была обработана Н. С. Лесковым). В притче «О некоем вельможе» из «Римских деяний» (они вошли в круг русских переводов примерно в то же время, что и повесть о Брунцвике) герой спасает льва «из рва глубока» и получает в награду сокровища. В 1670-х гг. Симеон Полоцкий написал для сборника «Вертоград многоцветный» стихотворение «Лев». Это переложенная тринадцати-сложником известная античная легенда Авла Геллия об Андрокле и льве. Меч «всем головы долой», который оказывается у Брунцвика, — фольклорный меч-самосек из разряда волшебных предметов (таким же мечом-кладенцом располагает и Бова). О песьеглавцах и карбункуле, «господине всех камней», идет речь в «Сказании об Индийском царстве». В «Александрии» говорится о зверях, стерегущих ворота, о магнитной горе и т. п.

Однако сюжет — это не простая сумма мотивов. До перевода повести о Брунцвике в русской литературе не было памятника, построенного исключительно на описаниях приключений человека в фантастических землях. Если переводная рыцарская беллетристика XVII в. говорит о взаимоотношениях людей и люди играют в ней главные роли, то здесь изображен грандиозный и вневременной конфликт — конфликт человека и природы. Он подчеркнут «значащими» именами (Еуропа, Африка) и осложнен тем, что герой странствует не только по земле, но и по преисподней (ономастикой повести недвусмыленно указывает на нечистую силу). Отсюда — рефлексия Брунцвика, его колебания и страхи, вообще не свойственные рыцарской беллетристике.

Самые ранние списки русского перевода относятся к третьей четверти XVII в. (в изданиях использовано в общей сложности 12 списков, см.: Петровский М. История о славном короле Брунцвике//ПДП, вып. 75. СПб., 1888;Polivka J. Kronika о Bruncvikovi v ruske literatuře // Rozpravy Česke akademie. R. I,tř. 3,č. 5. Praha, 1892). Это — единственное указание на время перевода, которым мы пока располагаем. Сравнение с чешскими текстами показывает, что оригиналом перевода была, скорее всего, рукопись, архаичная по языку и достаточно близкая той версии, которая представлена в пражской Университетской рукописи XI. В. 4. Впрочем, вопрос об оригинале остается открытым, ибо не сохранились древнейшие чешские старопечатные издания, в том числе оломоуцкое 1565 г.

Ныне известно 35 списков русского перевода. В нем под пером редакторов и переписчиков стирался чужеземный колорит (опускались упоминания о гербе, «ческая» и «чешская» страна превращалась в «некую», «великую», даже «французскую»). В XVIII в. повесть бытовала в демократической среде — в среде мелких чиновников, грамотных крестьян, ремесленников и дворовых, пономарей и дьячков. Тула, Новгород, Троице-Сергиев монастырь, Воронеж и Петербург, Москва и Псковская губерния, Тверь, Казань, Муром, Великий Устюг и Устюжский уезд — такова поистине «всероссийская» география распространения повести о Брунцвике.

Повесть печатается по старейшему и не публиковавшемуся ранее списку: БАН, 34.8.25 (л. 467 об.—485 об., 530—530 об.), который принадлежит к первой группе основного вида краткой редакции (см.: Панченко А. М. Чешско-русские литературные связи XVII в. Л., 1969. С. 102—105). Этот список сохранил много богемизмов — ив морфологии («помогл», «плове»), и особенно в лексике. Так, здесь говорится о «паньях и панах», в диалогах часто употребляется слово «пане» (звательная форма). Из других лексических заимствований из чешского оригинала укажем на «теж» (тоже), «торгатися» (чешское trhati se — драться, таскаться), «долов» (старочешское doluov — вниз).