Ну, голубка, скажи всем благословение от меня, грешна старца, да молятся о мне отцы и братия. Дмитрию отпиши от меня благословение, Козме священнику, Стефану[1475]
священнику и домом их благословение, и прочим всем, в грамотке писанным, — равно благословение. Аще живи, и Якову, и Максиму[1476] з домами их благословение. Страждущим Христа ради, еще же ихже знаю и не знаю, ихже вем и не вем, стоящих право душами своими в вере — всех их Бог благословит, и жены их, и детки, и вся сродники, отцы их, и братию, и сестр, всякаго чина в православии пребывающих, за негоже стражем и умираем.Потерпите, светы мои, Господа ради потерпите! И не унывайте душами своими, но уповающе на Бога и пречистую Богоматерь в молитвах и молениях да пребудем. Время жития сего суетнаго сокращенно: яко дым исчезае, тако вся сия минует. Доброродие и слава века сего и богатство — все ничтоже, едино спасение души сей всего нужнее. Без веры нам невозможно угодити Богу[1477]
, веровати же подобает право, како от отец прияхом. Не учити вас о том стало — ведаете путь Господень, егоже ради и стражете. А аще кого и сшибет диявол с ног православия, муками и томлением отречется, и он бы не лежал отчаянием, но паки бы к первому православию с покаянием прицепилъся. Милостив Господь и праведен, ведает немощь естества нашего человеческаго, простит и помилует кающагося. Горе же тому будет, иже отчается, упадше, и возненавидит перваго света и ко тме прилепится. Лучше бы не родился человек той[1478], яко Июда, по Писанию.Зело Богу гнусно нынешное пение. Грешному мне человек доброй ис церкви принес просфиру и со крестом Христовы. А поп, является, постарому поет, до тово пел по-новому. Я чаял, покаялся и перестал, ано внутрь ево поган. Я взял просвиру, поцеловал, положил в уголку, покадил, хотел по причастии потребить. В нощи той, егда умолкнуша уста моя от молитвы, прискочиша беси ко мне, лежащу ми, и един завернул мне голову, рек мне: «Сем-ко ты сюды!» — только и дыхания стало. Едва-едва умом молитву Исусову сотворил, и отскочил бес от меня. Аз же охаю и стону, кости разломал, въстат не могу. И кое-как въстал, молитвуя доволно, опять въвалился и мало замгнул[1479]
. Вижю: у церкви некия образ, и крест Христов на нем распят по-латыни, неподобно, и латынники молятся тут, приклякивают[1480] по-польски. И мне некто велел той крест поцеловать. Паки нападоша на мя беси и утрудиша[1481] мя зелно и покинуша. Аз же без сна ночь ту проводих, плачючи. Уразумех, яко просвиры ради стражю[1482], выложил ея за окошко. Не знаю, что над нею делать — крест на ней! И лежала день. В другую ночь не смею спать, лежа молитвы говорю. Прискочиша множество бесов, и един сел з домрою в углу на мест, где до тово просвира лежала, и прочий начата играти в домры и в гутки. А я слушаю у них. Зело мне груско[1483], да уж не тронули меня и исчезли. Аз же, востонав, плакався пред Владыкою, обещался сожечь просвиру. И бысть в той час здрав. И кости перестали болеть, и во очию моею, яко искры огнены, от Святаго Духа являхуся. И в день съжег просвиру, и пепел за окошко кинул, рекше: «Вот, бес, жертва твоя, мне не надобе». И в другую ночь лежа по чоткам молитвую. Вошол бес в келию мою и ходил около меня. Ничево не зделал, лишо из рук чотки вышиб, и я, подняв, опять стал молитвы говорить. И паки в день с печалию стих лежа пою: «И печаль мою пред ним возвещю, услыши ны, Господи![1484]» И бес въскричал на меня зело жестоко. Аз въздрогнул и ужасъся от него. И паки в ыную ночь, не вем, как, вне ума, о просвире опечалился и уснул, и бес зело мя утрудил. З доски свалясь на пол, пред образом немощен, плачючи, Никона проклял и ересь ево. И паки в той час здрав бысть.Видишь ли, Маремьяна, как бы съел просвиру ту, так бы что Исакия Печерскаго затомили[1485]
. Такова та их жертва та хороша! И от малой святыни беда, а от большие то и давно, нечево спрашивать!Маремьяна, прости же. Скажи Анне Амосовне[1486]
благословение. Бог разберет всякую правду и неправду, надобно лише потерпеть за имя ево святое. Мир тебе о Христе. Аминь.ПОСЛАНИЕ «СТАДУ ВЕРНЫХ»
[1487]Послание к верным от него же, страдалца Христова, Аввакума, ис Пустоозерской темницы.
Возлюбленнии мои, ихъже аз воистинну люблю, други мои о Господе, раби Господа вышняго, светы мои, имена ваша написаны на небеси! Еще ли вы живы, любящии Христа истиннаго, Сына Божия и Бога? Еще ли дышете?