Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

Попустил им Христос и предал нас в руки враг. Уш то я, окаянный, достоин ранам сим! Жаль мне стада верных, вдающихся[1488] и скитающихся в ветренном учении, во лжи человечестей, в коварства лщения. Да что же делать? Токмо уповати на Бога, рекшаго: «Не бойся, малое мое стадо, яко Отец мой благоизволи вам дати Царство»[1489]. Не сего дни так учинилось кораблю Христову влаятися, еже есть святей Церкви, но помяни, что Златоуст говорил: «Многи волны и люто потопление, но не боимся погрязновения, на измени бо стоим. Аще каменю волны и приражаются, но в пены претворяются, каменя же вредити не может, еже есть Христа».

Что же делать, братия моя любимая, потерпим со Христом, слюбится нам, а оне постыдятся. Горе им, бедным, будет в День Судный, судия бо близь, при дверех, сотворити кончину веку сему суетному. Горе тому, кто не внимает о прелести последних времен! Зде есть терпение святых, иже соблюдаюсь заповедь Божию и веру Исусову, якоже Лествечник Иоанн[1490] пишет: «Аще не вкусиши горчицы и опреснока[1491], — не можеши свободитися фараона». Фараон есть диявол, а горчицы — топоры, и огнь, и виселицы.

А которые нас строят[1492], на тех нечево дивить: диявол тому виновен, а оне были братия нашя.

Станем Бога ради добре, станем мужески, не предадим благоверия! Аще и яра зима, но сладок рай, аще и болезненно терпение, да блаженно восприятие. Отъята буди рука — да вечно ликовствует, такожде и нога — да во Царствии веселится, еще же и глава — да венцы увяземся. Аще и все тело предадут огневи, и мы, хлеб сладок Троице принесемся. Не убоимся, братие, от убивающих тело, души же не могущих убити, убоимся вторыя смерти[1493], еже есть вечныя муки.

Братии моея, здеся со мною под спудом сидящих, дважды языки резали и руки секли[1494], а оне и паки говорят по-прежнему, и языки таковы же выросли Божиею благодатию. Вот, не смеху ли достойно — диявольской умысл — пачеже слезам, не о нас, но о режущих. Горе им, яко в путь Каинов ходиша и в лесть Валаамову предашася! Спаси их, Господи, имиже веси судьбами, и не вмени им за озлобление наше, пречистый Владыко!

Миленкие мои, я сежу под спудом тем, засыпан. Нет на мне ни нитки, токмо крест з гойтаном да в руках чотки, чем от бесов боронюся. Да что Бог пришлет — и я то снем[1495], а коли нет — ино и так добро: о Христе Исусе питайся наш брат, живой мертвец, воздыханием и слезами, донележе душа в теле. А егда разлучится, ино и так добр: жив погребен.

Воистину, и на свободе люди те в нынешнее время равны с погребенными. Во всех концех — ох и рыдание, и плачь, и жалость, наипаче же любящым Бога туга и навет сугубой, душевне и телесне.

Увы, камо ся дежем[1496], прежде Суда того осуждени и прежде мук утомлена вечных! Се ныне прибегаем во твое, Владычице, теплое заступление, предстани нам в помощь и не закосни, всегосподствованная[1497] небесная царице, госпоже Богомати, видя виждь озлобление людей сих[1498], и умоли Сына своего, света, да избавит нас сугубых бед и напастей, еже есть в нынешнем житии и в будущем.

Братия, светы мои! Простите мя, грешнаго, и помолитеся о мне и вас Бог простит и благословит, и наше грешное благословение да есть с вами неразлучно. Вас и жен ваших, и деток и домашних всех целую целованием духовным о Христе и, пад, поклоняюся на плесны[1499] ног ваших, слезами помывая. Спаситеся, светы мои, от рода сего строптиваго и нас в молитвах своих поминайте, а мы о вас должны.

Спаси Бог за платки, что по платку нам прислали, мучащымся закона ради отец наших и веры ради Христовы.

Детей своих учите, Бога для неослабно страху Божию, играть[1500] не велите. Ох, светы мои! Вся мимо идет, токмо душа — вещь непременна. Стойте в вере Христа, Спасителя нашего, не ослабевайте душами своими. Паки мир вам всем и благословение, благодать Господа нашего Исуса Христа, Сына Божия, с вами. Аминь.

Жаль их, бедных, от гнева погибают. Побили наших, о Христе пострадавших, на виселицах и огнем пожгли. И в моем дому двоих повесили[1501], и детей, было, приказали удавить, да, не вем как, увертелися у виселицы. А ныне и Соловки во осаде морят, пять лет[1502], не етчи. Чюдно в новой то их вере родилося! Помилуй их Христос, бедных! Потеряли, горюны, Христа-Бога, поработилися страстем сего века. Ждет их Христос ко обращению, да обратятся бедныя никонияне, да как хотят! Мы чисты от них. Говорили мы им по своей силе, затем умру о Христе Исусе, Сыне Божии. Не дорожи мне сим веком, не имамы бо здесь пребывающего града, но грядущаго взыскуем[1503].

ПИСЬМО СИМЕОНУ {33}

Ну, Симеонушко, вот тебе вести. Однако ты приказываешь: «Батюшко, отпиши что-нибудь!»