Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

И патриарх рече: «Лгут, де, на него, старец Григорей! То, де, на него солгали по ненависти троецкой старец Арсений Суханов, что в Сергиеве монастыре келарь, когда посылан был по государеву указу и по благословению Иосифа патриарха во Иерусалим и в прочия государства»[402].

И Григорий ему, патриарху, рече: «Добро было, святитель, подражати тебе кроткаго нашего учителя Спаса Христа, а не гордостию и мучением сан держати. Смирен убо сердцем Христос, учитель наш, а ты добре сердит». И патриарх рече: «Прости, старец Григорей, не могу терпеть!» И Григорий рече: «Кто убо имать терпети, аще не видит образа[403] от тебе? Множае ученик от дел учителя уверитися имать; всегда бо дети обычай и нравы отца боголюбива притяжут, и, еже видят того творяща[404], последуют ему. Зол нрав отчий — детем развратитися творят; не толико словом врачевати имать лутши послушающих, якоже делом. Аз ти скажу не от Писания, но в дому моем бывшее.

В Нижнем Новеграде, вдовица некая, именем Антонида, близ дому моего живущи, имуще у себя дщерь девицу, именем Соломанею. И Богу хотящу, преставися вдовица; тщи ея прия самовластие, начат домашним моим пакость творити и всякие нелепыя слова говорить; срамно рещи, тимовиков нашив[405], пометаше на двор мой. Подружия моя Евдокея стужаше ми з домочатцы, глаголя: «Доколе терпим от безстудницы сея? Позорит, де, дом наш». И я ей говорил: «Мстити достоит, кое силнее нас, а от сея Христа ради сами не терпим! И Владыка наш от создания своего претерпе заушение и раны, пачеже и крест, и смерть, и всяко безчестие; мы ли от сестры нашея не терпим за любовь его?»

Пребывше убо девице в таком нраве год и болши, и в недуг впаде. Бывши в том месяц сем, моли сущих с нею, да принесут ея в дом мой. Евдокея же прият ю, мне не сущу в дому моем. И помале и болезнь преста, и в дому моем бысть девица она многая времена. В дому же моем юноша некто, Петр именем, пети и чести и писати горазд, во чтении же и во ответех сладок, и мне, грешному, любим, изволи девицу ту пояти себе в жену.

Аз же мнев, яко одеже ея иззавидев, моля его: «Петр Яковлевич, возми, возми себе одежу, аще хощеши, а ея не замай!» Той же себе зазрев, с клятвою рече: «Не имам жены». Повинувся убо аз того воли, въдах ю и браку законно за нь[406], и по силе моей пекохся о потребе тех. А тебе, кто каково слово ни молвит и о правде — и ты хощеш искоренить». И патриарх рече: «По грехом, не могу терпеть, прости Господа ради!» И Григорей рек: «Се аз пред тобою днесь, и где ныне обитаю, укажи мне место: твоего ради страха, и на двор меня никто не пустит!»

В то время прилунился пред патриархом Покровскаго монастыря, что на убогих дому[407], строитель, старец Кирило, и патриарх рек: «Поди, де, к Кирилу». И Григорей рек: «Далече, великий святитель! Где мне от тебя поближе, потому что человек я древней, бродить не могу. Изволи пожаловать, на Троецком подворье побыть». И патриарх рек: «Ино, де, добро!»

И послал тот час сына боярскаго своего, велел на Троецком подворье келью очистить. И вземши благословение от патриарха, пошли на Троецкое подворье. И пришед, начал сын боярской строителю старцу Аверкию от патриарха обычно приказывать: «Великий государь святейший Никон, патриарх Московский и всея Великия и Малыя и Белыя Росии, приказал тебе, старцу Григорию, келью очистить». И строитель старец Аверкей отвещал: «Добро, де, государь, ево, де, святительская воля». И взял старца Григория к себе в келью.

И мало помолчав, паки тот же сын боярской теком[408] прибежал и строителю старцу Аверкию и старцу Григорию, от патриарха обычно титлу выговори, благословение прирек, и строителю сказали: «Государь патриарх велел вам, властем, приказать, что старец Григорей не под начал к вами прислан. Дайте ему келью одному, и чтоб ему нужи ни в чем не было. А куда он ходит, и кто к нему приходит, в день, или в нощь, — не призирайте за ним».

И до государева царева пришествия с его государевы службы[409], на всяк день старец Григорий к патриарху в Крестовую ходил. А как государь царь приехал и обычно в соборной и апостольской церкве молебствовав, по совершении же молебнаго пения провожали государя царя патриарх и власти и весь собор на рундуки[410], а старец Григорий обретеся с ними же.

И государь царь, видев старца, светлым лицем, рече к патриарху: «Благослови его рукою!» И патриарх государю рек: «Изволь, государь, помолчать: еще не было разрешительных молитв». И государь царь рек: «Да чево, де, ты ждеш?» И в полату свою отъиде. А старец Григорий, проводя патриарха в Крестовую, в келью себе отъиде.