Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

Или сего ради питаеши и нежиши тело свое, человече, зрящих ради на лице твое, да ублажат красоту твою, еже глаголют: силен и благообразен, лице имея румяно. Не может бо нас человеческая похвала избавити муки вечныя и подати рай, ниже может погрузити нас в муце вечней похудение их, еже глаголют: несмыслен и несилен, лице скаредно[41], и сухо, и измождало, и бледно, — и всячески уничижающе, и хуляще, и поношающе. Обаче[42] же точию до гроба честь благолепия лица человеку или злообразие бесчестие, по смерти же никтоже помянет о сих, но вскоре вси ближнии забывают благолепие и дряхлость лица его, якоже капля кануша на землю, и разлияшася, и бес памяти бысть, яко бысть и якоже не бысть. Всякое же украшение человеческое и красота лица лстит в веце сем, якоже блудница повапленным[43] лицеи блазнит[44], и «яко цвет травный; трава изсыхает, и цвет ея отпадет», «и не будет, и не познает к тому места своего»[45] и бес памяти будет. Сия бо вся молвят в мире сем, отцы же святии отрекошася в веце сем всех земных красот и сладостей земных, но зде понудиша телеса своя, а в будущем веце в покой преидоша. Изсушиша бо телеса своя, и измождаше, и бледность на лицы носяще, — сия есть отеческая похвала, темже и по смерти нетленны пребывают телеса их и бесчисленная чюдеса источают, а в будущем веце бесконечный покой и радость. Овии зде умащают и покоят телеса своя, а по смерти смрада исполняются и без вести бывают[46]. Овии же не тако, но зде изнуряют телеса своя, а по смерти благодать ухание[47] испущают и бес тля пребывают, и присно[48] ублажаем их. Дано бо человеку на волю суета мира сего: врата на восток, врата на запад. Пути два: путь жизни, путь погибели; рай отворен, а бездна открыта, — идеже хощет человек, тамо и упражняется, и яже сеет, та же и пожнет. Тело бо наше земля есть, а душа наша нетленна и безсмертна суть. Да работает тленное нетленному, непрестанно днию и нощию. Аще земная наша храмина тело разоряется, создание от Бога, имамы храмину нерукотворенну и вечну на небесех. Темже не унываем и не стужаем си о тленной плоти нашей, но аще тело наше и тлеет, но душа наша обновляется по вся дни. Темже аще и ленишися, о, человече, умрети имаши, аще ли подвизаешися, животом[49] венчан будеши в будущем веце. Всякая бо добродетель стяжати нуждею. Темже аще хщеши победити страсти, отсецы свои сласти. Аще ли пищу требуеши, страсти будити имаши[50]. Не смирится бо душа, аще хлеба не лишится плоть. Не мощно душу избавити от погибели, щадя тело свое. Темже паки возвратимся на первое.

Аще хощеши спастися, душе моя, и преити прежереченный уский и прискорбный он путь, и внити во Царство Небесное, и прияти вечную жизнь, утончи плоть свою и вкуси горести земныя, терпи скорби лютыя, якоже и вси святии вкусиша и претерпеша. И тогда плоть твоя не ощутит теснаго пути тонкости ради его. И тогда вселится в тя сладость безмернейшая, не туне[51] бо человеку аггелу быта. И воспомяни пророцы, и апостоли, и мученики, и святители, и преподобнии, и уродивии. Где обрела еси святых, иже не повинуша плоть духови? Или не страждуще в бедах лютых и скорбех жестоких? Но на всяк день тмами беды приемлюще. Предложу ти, душе моя, всех святых подвиг и страдание.

Воспомяни, душе моя, пророки, каковы беды пострадаша: изгоними бываше, камением побиваеми Быша, в ров зверем на снедение вметаеми и вся лютая претерпеша.

Воспомяни же паки и апостоли, како пострадаша. Якоже Павел апостол глаголет: «Аз в трудех множае, в ранах преболе, в темница излиха, в смертех многащи; беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык[52], беды во градех, беды в пустыни, беды в мори, беды во лжебратии; в трудех и подвизе, во бдениих, множицею во алъчбе и жажди, в пощениих многащи, в зиме и наготе, кроме внешних нападаний, яже по вся дни. Ащи хвалити ми ся подобает, я же о немощи моей похвалюся. Егда бо немощствую, тогда силен есмь. О сем трикраты Господа молих, да отступит от мене. И рече ми: „Довлеет ти благодать моя”. Сила бо моя в немощи совершается, сладце убо похвалюся паче в немощех моих, да вселится в мя сила Христова»[53]. Зриши ли, како глаголет? На всяк бо час, по вся дни умирающе, тако пострадаша, еже тмами беды приемлюще, таже и конечне побиени насмерть.

По сем же воспомяну и о мучениках, каковы беды лютыя пострадаша: в темницы вметаеми, с высоты пореваеми[54], раны лютыя претерпеша, на воду поверзаеми, ногтьми железными терзаеми и раздробляеми, в коноб[55] вметаеми на сварение, колом растираеми, зверем дивиим[56] на снедение вметаеми, пилами растираеми, скобельми[57] стружеми[58], мечи ссекаеми и прободаеми. Поистинне, о, велие удивление, яко в чюжих телесех страдаша! Оле, преславное чюдо! Забыша естество свое, а смерть презреша. Оле, преславному чюдеси! Яко ни прещение человеческое, ни страшилища бесовская, ни скорби, ни напасти, ни беды, ни мучение человеческое, ни смерти никакоже возмогоша от веры Христовы отвратити.