Том 2. Стихотворения, 1917-1920

   У мужика у одного
   С зарубки память соскочила.
Емелька в оны дни, известно, как он жил:
   «Живем – о землю рожей!» –
Работал день и ночь, и день и ночь тужил,
В избе нетопленой прикрывшися рогожей;
   Худой, оборванный, босой,
   Кряхтел над тощей полосой
   И, встав порой у раздорожья,
Где был в помещичью усадьбу поворот,
Шептал озлобленно: «Ограбили народ!
Всю землю отняли! А ведь земля-то божья!»
Что ж приключилося с Емелькою, когда
   От бар не стало и следа?
Дорваться стоило Емельке до земельки,
   Отшибло память у Емельки.
С ним деликатничай, его не раздражай;
   Собравши новый урожай,
С деньгой кубышечку храня у изголовья,
Емелька позабыл все прежние присловья.
Он прежде был добряк. Теперь он не таков.
Теперь он кулаку иному не уступит:
   Он хлеб продаст тому, кто купит.
Спокойно с городских рабочих, с бедняков,
   За фунт муки три шкуры слупит.
На власть Советскую беда как он сердит.
«Учитывают хлеб, – угрюмо он твердит, –
На кой же ляд тогда, выходит, сеял рожь я?
С учета этого убыток мне прямой!»
«Емелька, а земля?..»
   «Земля, конешно… божья,
   А хлебец – мой!»

* * *

Емелька, мазан я с тобой одним елеем
И говорю с тобой, как с братом иль отцом.
   Не будь, Емеля, подлецом,
   А наипаче – дуралеем!
Голодные, мы сил последних не жалеем,
Но до конца борьбы еще не довели.
Коль мы по милости твоей переколеем,
   Ты околеешь – без земли.
Советские враги – не о тебе радеют.
И если баре вновь землею овладеют,
То – заруби себе ты это на носу! –
Так возмещать начнут они свои убытки,
Что, вынося от них неслыханные пытки,
Ты, весь обобранный до нитки
И прячась где-нибудь в овраге иль в лесу,
Начнешь завидовать ты собственному псу!

Полковник «Кулак-Кулакович» *

Я – единственный начальник русских войск Гдовского, Псковского и Лужского районов. Я – законный представитель народной власти.

Ослушников расстреливаю!

Подписал: Атаман крестьянских партизанских отрядов полковник Булак-Балахович.