Том 2. Вторая книга рассказов

Оглядываясь не один раз, Иосиф радостно удалился. Екатерина Петровна все сидела на том же бревне, опершись обеими ладонями и слегка болтая ногами. Новый треск сухих веток не заставил ее переменить положения. Не двинулась она и тогда, когда увидела вышедшего с другой стороны Егерева.

– Ну как дела, Катя? – спросил он развязно, садясь, где только что помещался Иосиф. Екатерина Петровна молча убрала руку с бревна, давая место.

– Какие дела? – недовольно она спросила.

– Да полно, Катя, хоть наедине-то не строй гримас.

– Я просила бы вас изменить свой жаргон со мною.

– Фу ты, какая чопорность! Верно, дела шли или слишком хорошо, или из рук вон плохо.

– У меня не бывает «из рук вон плохо».

– Уверенность – залог победы. Ты спрятала мои бумаги? Вскоре могут нагрянуть непрошеные гости.

– Спрятано, – нехотя отвечала Екатерина Петровна.

– Да что ты, Катя, будто деревянная сегодня. Такой день чудный: травка, муравка; только бы гулять да миловаться, а ты нос воротишь. – И он поцеловал ее в губы, не сопротивляющуюся, но и не отвечающую на поцелуи. Найдя ласки слишком страстными, она встала, сказав:

– Идемте ко всем: хватятся.

– Когда же?

– Послезавтра.

– Отчего не завтра?

– Так; занята.

И пошли вместе по дороге к берегу Иван Павлович заметил:

– Ты сегодня не в ударе, Катя.

Екатерина Петровна усмехнулась, но промолчала.

IV

С утра не было видно Виктора, что никого не удивляло особенно, так как он приучил домашних к неожиданным исчезновениям и столь же неожиданным появлениям. Скорей было странно, что сегодня это волновало Соню, не находившую себе места и переходившую без дела от окна к окну, с балкона на балкон. Даже Марья Матвеевна заметила состояние своей дочери и тихо сказала Иосифу:

– Соня сегодня ажитированная какал-то.

– Разве? Я не обратил внимания.

– Поверь, это так. – И будто в подтверждение слов матери, Соня стремглав пролетела через комнату в развевающейся накидке, похожая на подстреленную птицу.

– Соня, куда ты? – окликнул было ее Иосиф, но ответа не последовало.

Она сбежала с лестницы на балкон, в сад, через лужайку, прямо к дорожке, где шел поспешно запыленный Виктор.

– Ответил? – одним дыханием произнесла Соня.

– Нет.

– Как, нет?

– Он сам поговорит с ним.

– Не может быть! Но когда же? – Она стала целовать Виктора, порывисто прижимая его к своей маленькой груди.

– Он здесь за рощей; он приехал со мною.

Соня, перекрестившись, молча опустилась на скамейку.

– Не могу собраться с мыслями: Андрей Фонвизин приехал сам, и сейчас я буду говорить с ним, потом Иосиф его увидит? Боже, устрой сам это, как ты знаешь! Идем, Витя.

– Куда?

– К нему же.

– Он сам сейчас придет, он привязывает лошадей, а я побежал вперед.

– Но раньше, чем он увидит Иосифа, я должна говорить с ним.

– Как знаешь.

По дорожке ровно и быстро подвигался Фонвизин. Соня зажмурилась, крепко сжав руку мальчику.

– Здравствуйте! – будто издалека раздалось, но увидела она его, открыв глаза, совсем близко. Виктора уже не было около них.

– Простите, что я вас беспокою, но, право… – начала было Соня, но Андрей прервал ее.

– Вы знаете сами положение дела; лицо, которым заинтересованы вы и Адвентов, должно что-нибудь значить, и не может быть речи о моем спокойствии. От Адвентова я получил письмо с просьбой оказать вам всякое содействие в этом деле. Скажите мне вкратце все и что я могу сделать?

– Только взгляните – и он будет исцелен. Что бы потом ни было, как бы он ни возвращался «как пес на свою блевотину», семя взойдет.

– Что с ним теперь?

– Эта женщина! Вчера я видела, как она вылезала ночью из его окна. Я не пуританка: иметь можно хоть десять. Но она – не любая девка, она его не отпустит, не погубив до конца. Вы ее не знаете. Она хочет женить его на себе, не знаю для чего, но во всяком случае во зло ему. Она его спаивает и не только развращает (эти узы не трудно сбросить и носить легко), но привязывает к себе ложною добротою.

– Она вам родственница?

– Нет, упаси Боже!

– Мы не отвечаем за родных.

– Тогда бы я не могла вынести. А он – дитя благородное и нежное.

– Мне можно будет пройти незамеченным, или нужна официальность?..

– Лучше келейно. Я вам объясню: вот видите окно, под ним дверь, – окно из моей комнаты, дверь на верх, где первое – мое помещение. Я приведу его к себе, предупредив. Вы пока идите к пруду, там есть никем не посещаемая старая беседка, из которой видно мое окно. Знак – белый платок. Благодарю вас. – И раньше, чем офицер мог помешать, она быстро поцеловала обе его руки и побежала в раздувающейся накидке, как птица.

Иосиф сидел в зале и пел, подыгрывая на фортепьяно; Екатерина Петровна стояла за ним, положив обе руки ему на плечи; его взор был сладок и несколько растерян, как у слегка выпившего человека. Подождав, когда он кончит пение, Соня сказала:

– Жозеф, пойдем ко мне, мне нужно с тобою говорить.

– Что за спех? И отчего ты такая взволнованная, Соня? – спросила Екатерина Петровна, не спеша снять своих рук с плеч Иосифа.

Не отвечая, Соня повторила:

– Пойдем сейчас же, Жозеф, очень нужно!