Том 3

Глухой, гортанный возглас одобрения вырвался у каж¬ дого сторонника Матори, когда они выслушали кровавый совет одного из старейших в народе. Мстительность, глу¬ боко внедрившись в их души, стала отличительной чертой их нравственного облика,—тем отраднее было им слушать иносказательные намеки старого вождя. Матори заранее радовался успеху своих замыслов, видя, как сочувственно большинство собравшихся принимает речь его друга. Все же до единодушия было еще далеко. После речи первого оратора, как требовал обычай, выдержали долгое молча¬ ние, чтобы все могли оценить ее мудрость, прежде чем дру¬ гой вождь возьмет на себя смелость ее опровергнуть. Вто¬ рой оратор, хотя весна его дней тоже давно миновала, был все же не так стар, как его предшественник. Он пони¬ мал невыгоду этого обстоятельства и постарался, по воз¬ можности, уравновесить его преувеличенным самоуничи¬ жением. — Я только ребенок,—начал он и украдкой поглядел вокруг, чтобы увериться, насколько его признанная репу¬ тация храброго и рассудительного вождя опровергала это утверждение.— Я жил среди женщин в ту пору, когда мой отец был уже мужчиной. Если моя голова седа, то это не потому, что я стар. Тот снег, что падал на нее, пока я спал на тропах войны, примерз к моим волосам, и жаркому солнцу у селений оседжей оказалось не под силу его рас¬ топить. Тихий ропот пробежал по рядам, выразив восхищение теми делами оратора, о которых тот так искусно напомнил. Оратор скромно выждал, когда волнение слегка улеглось, и, ободренный похвалами слушателей, продолжал с воз¬ росшей силой: — Но у молодого воина зоркие глаза. Он может видеть очень далеко. Он рысь. Поглядите на меня получше. Я сей¬ час повернусь спиной, чтобы вам видеть меня с обеих сто¬ рон. Теперь вы знаете, что я ваш друг, потому что я вам показал ту часть моего тела, которую еще не видел ни один пауни. Смотрите теперь на мое лицо — не на этот ру¬ бец, потому что сквозь него ваши глаза никогда не загля¬ нут в мой дух. Это щель, прорезанная конзой. Но есть тут две дыры, сделанные Вакондой, и сквозь них вы можете смотреть мне в душу. Кто я? Дакота — и снаружи и внутри. Вы это знаете. Так слушайте меня. Кровь каждого существа в прерии красная. Кто отличит место, где был 324

убит пауни, от того, где мои молодые охотники убили би¬ зона? Оно того же цвета. Владыка Жизни создал их друг для друга. Он создал их похожими. Но будет ли зеленеть трава там, где был убит бледнолицый? Мои молодые охот¬ ники не должны думать, что этот народ слишком много¬ числен и не заметит потери одного своего воина. Он часто их перекликает и говорит: «Где мои сыновья?» Когда у них не хватит одного человека, они разошлют по прериям отряды искать егоГ Если они не смогут найти его, они при¬ кажут своим гонцам искать его среди сиу. Братья мои! Большие Ножи не глупцы. Среди нас сейчас находится ве¬ ликий колдун их народа; кто скажет, как громок его го¬ лос или как длинна его рука?.. Видя, что оратор, разгоревшись, подошел к самой сутп своей речи, Матори нетерпеливо оборвал ее: он вдруг встал и провозгласил, вложив в свой голос и властность, и пре¬ зрение, и насмешку: — Пусть мои молодые воины приведут на совет вели кого колдуна бледнолицых. Мой брат поглядит злому духу прямо в лицо! Мертвая тишина встретила неожиданную выходку Ма¬ тори. Она не только грубо нарушила освященный, обычаем порядок совета: своим приказом вождь, казалось, бросил вызов неведомой силе одного из тех непостижимых су¬ ществ, на которых индейцы в те дни смотрели с благогове¬ нием и страхом. Лишь очень немногие были настолько просвещенны, чтобы не трепетать перед ними, или на¬ столько дерзновенны, чтобы, веря в их могущество, идти против них. Все же юноши не посмели ослушаться вождя. Овида верхом на Азинусе торжественно вывели из шатра. Новая эта церемония явно была рассчитана на то, чтобы сделать из пленника посмешище. Однако расчет не совсем оправдался: испуганным зрителям «колдун» представился величественным. Когда натуралист на своем осле вступил в круг, Ма¬ тори, опасавшийся его влияния и потому постаравшийся выставить его жалким и презренным, обвел глазами собра¬ ние, выхватывая то одно, то другое темное лицо, чтобы увериться в успехе своей затеи. Природа и искусство, соединив свои усилия, сумели так изукрасить натуралиста, что он где угодно стал бы пред¬ метом изумления. Его тщательно обрили в наилучшем те- тонском вкусе. От густой шевелюры, отнюдь не излишней 325