Том 3

Скваттер и его сыновья, пораженные, молча смотрели на удивительную картину, пока их не вывела из оцепене¬ ния Эллен, робко выглянув из палатки. Она не знала, как быть: страх за себя самое удерживал ее на месте, страх за подругу, не менее сильный, звал выбежать и разделить с ней опасность. Она что-то говорила, но внизу не могли расслышать ее слов, а та, к кому она с ними обратилась, не слушала. Но вот, как будто удовольствовавшись тем, что пред¬ ложила Ишмаэлу сорвать свой гнев на ней, женщина в черном спокойно удалилась, и место на краю утеса, где она только что показалась, вновь опустело, а зрители внизу только гадали, не прошло ли перед ними сверхъесте¬ ственное видение. Минуту и более длилось глубокое молчание, пока сы¬ новья Ишмаэла все еще изумленно смотрели на голый утес. Потом они стали переглядываться, и в глазах у них зажигалась искра внезапной догадки. Было ясно, что для них появление обитательницы шатра оказалось совер¬ шенно неожиданным. Наконец Эйза па правах старшего — и вдобавок подстрекаемый пеутихшим раздражением ссоры — решил выяснить, что все это означает. Но он по¬ остерегся гневить отца, потому что слишком часто видел, как лют он бывает в злобе, и, обратившись к присмирев¬ шему Эбираму, заметил с издевкой: — Так вот какого зверя взяли вы в прерию «на при¬ манку»! Я и раньше знал вас за человека, который не ска¬ жет правду, где можно солгать. Но в этом случае вы пре¬ взошли самого себя. Кентуккийские газеты сотни раз на¬ мекали, что вы промышляете черным мясом, но им и пе снилось, что вы распространяете свой промысел и на семьи белых. — Это меня ты назвал похитителем? — вскипел Эби¬ рам.— Уж не должен ли я отвечать на каждую лживую выдумку, которую печатают в газетах по всем Штатам? Посмотрел бы лучше на себя, мальчик, на себя и на всю вашу семейку! Все пни в Кентукки и Теннесси кричат про¬ тив вас! Да, мой языкастый джентльмен, а в поселениях я видел расклеенные на всех столбах и стволах объявления о папеньке, маменьке и трех сынках — один из них ты: за них предлагалось в награду столько долларов, что честный человек мог бы сразу разбогатеть, если бы он... Его заставил замолчать удар наотмашь тыльной сторо-

ной руки, о весе которой говорила хлынувшая кровь и вспухшие губы. — Эйза,— строго сказал отец,— ты поднял руку на брата своей матери! — Я поднял руку на негодяя, очернившего всю нашу семью! — гневно ответил юноша.— И, если он не научит свой подлый язык говорить умней, придется ему с ним распрощаться. Я не так уж ловко орудую ножом, но при случае смогу подрезать язык клеветнику. — Сегодня, мальчик, ты забылся дважды. Смотри не забудься в третий раз. Когда слаб закон страны, надо, чтобы силен был закон природы. Ты понял, Эйза; и ты меня знаешь. А ты, Эбирам,— мой сын нанес тебе обиду, и на мне лежит обязанность возместить ее тебе,— запомни: я расплачусь по справедливости — этого довольно. Но ты наговорил дурного обо мне и моей семье. Если ищейки за¬ кона расклеили свои объявления по всем вырубкам, так ведь не за какое-нибудь бесчестное дело, как ты знаешь, а потому, что мы держимся правила, что земля есть общая собственность. Эх, Эбирам, если б я мог так же легко омыть руки от сделанного по твоему совету, как я омыл бы их от совершенного по наущению дьявола, я спокойно бы спал по ночам и все, кто носит мое имя, могли бы называть его без стыда. Уймись же, Эйза, и ты тоже, Эбирам. Мы и так наговорили много лишнего. Пусть же каждый из нас хоро¬ шенько подумает, прежде чем добавит слово, которым ухудшит наше положение: и без того нам не сладко! Ишмаэл, договорив, властно махнул рукой и отвер¬ нулся, уверенный, что ни сын, ни шурин не посмеют ослу¬ шаться. Было видно, что Эйза через силу сдерживается, но природная апатия взяла свое, и вскоре он уже опять ка¬ зался тем, чем был на деле: флегматиком, опасным лишь минутами, потому что даже страсти были в нем вялы и недолго держались на точке кипения. Не таков был Эби¬ рам. Пока назревала ссора между ним и великаном пле¬ мянником, его физиономия выражала все возраставший страх; теперь, когда между ним и нападающим встала власть и вся грозная сила отца, бледность на лице Эби- рама сменилась трупной синевой, говорившей о глубоко затаенной обиде. Однако он, как и Эйза, смирился перед решением скваттера; и если не согласие, то видимость его вновь восстановилась среди этих людей, которых сдержи¬ вала не родственная любовь и не понятие о долге, а только 98