— Ты хочешь сказать... это значит... — беспомощно залепетал я.
— Трех таких дней даже Самсону было достаточно, чтобы отрастить свои отрезанные волосы. Загляни в себя! Твоя сила с тобой!
Под долгим, твердым взглядом Теодора Гертнера во мне быстро растет какое-то чудесное, уверенное спокойствие. Почти бессознательно следую я его призыву — закрываю глаза и сосредоточиваюсь... Надо мной парит Бафомет, и белое, холодное сиянье карбункула нисходит на меня...
Мое спокойствие мгновенно кристаллизуется в несокрушимый монолит; теперь, преисполнившись каким-то поистине неисчерпаемым смирением, я приемлю все, что уготовано мне судьбой: буду ли вознесен к желанной победе или низвергнут пред взором бессмертных в бездну.
Невозмутимо, словно речь идет о ком-то постороннем, спрашиваю:
— Что я должен делать?
— Делать?..Ты должен мочь! Вопросами или книжным знанием в магии могущества не обретешь. Твори, не ведая, что творишь.
— Даже примерно не представляя, что должен делать? Но это же...
— Это самое трудное. — Теодор Гертнер поднимается и подает мне руку... Как-то рассеянно говорит: — Ущербная луна над горизонтом. Возьми обретенное тобой оружие. Сойди в парк. Там тебе встретится то, что постарается изгнать тебя из Эльзбетштейна. Но помни: если ты сделаешь хоть один-единственный шаг за пределы крепостной стены, то уже никогда не найдешь дороги назад в Эльзбетштейн, и мы больше не увидимся. Надеюсь, что этого не случится. А теперь ступай. Все, что надо, я тебе сказал...
И, ни разу не оглянувшись, исчезает в темном конце залы,
недоступном
Потом из-за крутых крепостных стен выплыл острый серебряный серп...
Я уже в саду, сжимаю в руке кинжал Хоэла Дата, хотя зачем он мне здесь? Звезды словно наклеены на неподвижную небесную твердь: никакого мерцания — ровный, немигающий свет. Непоколебимое спокойствие Вселенной почти осязаемо. В моей душе царит такой же великий покой, все вопросы и сомнения разбиваются о неприступную стену этого бастиона.
«Магия — это деяние, не ведающее своей цели». Темный смысл этих слов пропитывает все мое существо, и кристалл моего духа проясняется, становится прозрачным, и в его глубине вспыхивает ослепительная точка...
Но разве можно сказать, как долго я стоял на залитом колдовским лунным светом газоне!.. Передо мной, в изумрудном полумраке, сливаясь в сплошную черную массу, высится купа дерев...
Но вот от нее отделяется какое-то смутное неверное свечение, нечто вроде фосфоресцирующего тумана, который лунный свет оживляет своим зыбким, призрачным мерцанием. Я замираю, всматриваясь в это видение: легкий, неуловимый образ плывет сквозь кустарник... Это она — та самая дама, хозяйка Эльзбетштейна, которую я уже видел в жаркую послеполуденную пору парящей над пурпурным морем цветов! Это ее королевская походка, ее величественная стать!.. Таинственная королева Елизавета!..
Словно притянутое моим взглядом, видение подошло ближе, в тот же миг в моем сознании не осталось и тени воспоминаний о цели моего пребывания в ночном парке. С ликующим криком, непомерная мощь которого сотрясала лишь мою душу, ни единым звуком не проникая вовне, я бросился навстречу — и то переходил на бег, то робко замирал, опасаясь, что неземной образ, напуганный моим приближением, растаяв туманной дымкой, окажется миражем. Но она не исчезала: медлила, когда медлил я, спешила, когда я ускорял свой шаг...
И вот она предо мной — величественная королева, мать и предназначенная мне по ту сторону крови возлюбленная, богиня Джона Ди... Ее губами мне благосклонно улыбается сама судьба. Я раскрываю объятия. О, как кротко смотрит она на меня, как целомудренно кивает, приглашая следовать за собой... Ее узкая, нежная, переливающаяся серебром рука осторожно
касается кинжала, и мои пальцы уже готовы разжаться, чтобы вручить ей мой свадебный подарок...
Но тут другой свет, отнюдь не лунный, падает на меня сверху... Нет, не сверху — изнутри! Я не думаю — я знаю: это карбункул с короны Бафомета! И в то же мгновение точка, которая уже вспыхнула в его глубине, взрывается гигантским ледяным солнцем. Одновременно мерцающий взгляд таинственной дамы обещает мне всепоглощающее, несказанное, невыносимое блаженство на тысячелетия вперед... О, как несовместима и враждебна эта пленительная, вбирающая в себя серебристая ночь ее глаз полярному сиянию карбункула!
И она улыбнулась... Всего на миг, на взмах белоснежных ангельских крыл, ее божественные уста тронула мимолетная улыбка... победителя... Даже не улыбка — тень, намек, призрак, фантом! Но было уже поздно: я очнулся и, придя в себя, увидел то, что может видеть лишь двуликий Бафомет, взгляд которого направлен и вперед и назад.