Братья по ордену, из бездны времен распятый на Норде вернется с копьем. Плоть от плоти предвечной, кованный орденом, приведет наконечник героя на родину. Сплетенные звенья свободны от пут. Восстань из забвенья и вспомнишь свой путь. Без вести пропавший, ты — сам себе цель, смерть смертью поправший, замкни нашу цепь. Пусть вечно цветет средь полярного льда золото розы на древке копья!
«Как много друзей, — невольно думаю я, — сопровождало меня в ночи, когда я не знал, куда деваться от страха!» Впервые я чувствую желание с кем-нибудь поговорить, оно подобно узору проступает на тончайшей, как вуаль, меланхолии, которая вновь окутывает меня; из какой бездны поднимается эта туманная дымка, мне неведомо.
Но Гарднер уже берет меня за руку и уводит от слепых, движущихся на ощупь мыслей. Я и не замечаю, как мы вновь оказываемся в парке, неподалеку от низких ворот, ведущих в замковый двор. Тут адепт останавливается и указывает на великолепный куст роз, источающий райский аромат:
— Я садовник. Это мое призвание, хоть ты и видишь во мне прежде всего алхимика. Сколько уже роз пересадил я из тесных комнатных горшков на открытый грунт!..
Пройдя через ворота, мы останавливаемся перед башней. Мой друг продолжает:
— Ты всегда интересовался королевским искусством и весьма преуспел на этом благородном поприще, — и снова легкая добродушная улыбка тронула его губы, а я, вспомнив о нашихалхимических спорах в Мортлейке, потупил глаза, — и потому местом приложения твоих сил станет лаборатория; в ней ты сможешь осуществлять то, к чему всю жизнь стремилась душа твоя.
Мы поднимаемся на башню... И опять то же самое чувство: вроде это башня Эльзбетштейна, а вроде и нет... Медленно привыкает мое сознание к этой игре в подмены: здесь, в заповедных зонах, символы и скрытый за ними высочайший смысл все время меняются местами и одно просвечивает сквозь другое...
Широкие, отсвечивающие темным порфиром ступени винтовой лестницы ведут в хорошо знакомую мне кухню. Только куда делась старая гнилая деревянная лестница? И вот мы наверху, но что это: гигантские своды как будто прозрачны, сквозь них ночное небо средь бела дня заглядывает в эту фантастическую лабораторию, по темно-синим стенам которой движется вечный хоровод мерцающих созвездий, а в глубине, в недрах земных, видно, как кипят эссенции алхимического действа...
Горн раскален как в первые дни творения. Это ли не отражение мира! Шипящее испаряется, темное вспыхивает, яркое тускнеет, затуманенное озаряется, чудовищные энергии разрушения, посаженные на цепь заклинаний и заключенные в кованые тигли, бурлят демоническим брожением, но мудрость реторт и печей надежно охраняет их.
— Вот твоя алхимическая кухня! Здесь ты будешь готовить золото своей страсти — золото, имя которому — солнце! Умножающий свет пользуется среди братии особыми почестями.
Величайшего наставления сподобился я. Высочайшая тайна тайн открылась мне, и снова вспыхнуло в моей душе ослепительное ледяное светило: в его лучах мгновенно сгорели те жалкие нищенские крохи карликовых человеческих представлений о великом искусстве Гермеса, которые я собирал в течение всей жизни. И лишь крошечным призрачным огоньком трепетал в моем сознании последний вопрос:
— Друг, прежде чем я навсегда перестану спрашивать, ответь мне: кем был, кто он — Ангел Западного окна?
— Эхо, ничего больше! И о своем бессмертии он говорил с полным на то правом, ибо никогда не жил, а потому и был бессмертен. Смерть не властна над тем, кто не живет. Все, исходящее от него: знание, власть, благословение и проклятие, — исходило от вас, заклинавших его. Он — всего лишь сумма тех вопросов, знаний и магических потенций, которые жили в вас, но вы о них и не помышляли. Ну, а поскольку все вы привнесли нечто в эту сумму, то явление «Ангела» было