Том 3. Ангел Западного окна

Воистину предо мной женщина-мир — коварная, лицемерная усмешка на украденном лике святой; одновременно я вижу ее со спины, и там она с головы до пят нагая, и в ней, как в разверстой могиле, кишмя кишат гадюки, жабы, черви, пиявки и отвратительные насекомые. Да, такова повелительница мира сего: с лицевой стороны, с фасада, — сама богиня, окутанная благовониями, с обратной же от нее разит безнадежным могильным смрадом, здесь царят ужас и смерть...

Моя рука крепко сжимает кинжал, и мне вдруг становится легко и весело. Я почти дружески говорю призраку:

— Ступай, Исаис, я тебя не звал! Второй раз ты не обманешь потомка Хоэла Дата, явившись в обличье дамы его сердца! Все, маскарад окончен, удовлетворись той давней своей победой, которую ты когда-то одержала в мортлейкском парке. Ошибка искуплена! Мы квиты...

Я еще говорил, а над газоном с воем и свистом пронесся неизвестно откуда взявшийся смерч. Свинцово-тусклый месяц скрылся в облаках. Из вихря, закрутившегося на уровне моих коленей, сверкнул дикий яростный взгляд: искаженное злобной гримасой лицо было почти неузнаваемо, но, когда рыжая борода обожгла мою опущенную вниз левую руку, сомнения отпали сами собой: Бартлет Грин, первый искуситель Джона Ди!..

Миг — и страшный фантом уносится прочь, подобно вороху багряных осенних листьев. А Исаис Черная, стоя предо мной как перед зеркалом, с какой-то судорожной, головокружительной быстротой примеряет обличье за обличьем, которые становятся

все более соблазнительными, откровенными и бесстыдными... Это уже агония, ибо, сознавая тщету своих ухищрений, она неудержимо скатывается в жалкую арлекинаду обычной уличной шлюхи...

А потом настали мир и тишина, ясные и недвижные, сияли на небосклоне звезды. Однако, осмотревшись, я вздрогнул, так как обнаружил себя почти на пороге маленькой дверки, пробитой в крепостной стене, по ту сторону которой извилистая тропинка обрывалась в чужую и враждебную ночь.

Тут только до меня дошло, как далеко заманил меня призрак: еще шаг — и я переступил бы границу, отделявшую, по словам Теодора Гертнера, мир Эльзбетштейна от мира Исаис Черной. Лишь в самый последний момент Бафомет удержал и спас меня от вечной погибели... Хвала Всевышнему, я показал себя достойным Его милости!..

И вновь рядом со мной Теодор Гертнер, теперь он называет меня «брат».

Триумф от сознания одержанной победы еще кружит мне голову, но я вполне отдаю себе отчет в происходящем. Каким-то внутренним, сокровенным зрением вижу протянувшуюся золотую цепь сотканных из света существ; два звена расцепляются, чтобы включить меня, новое звено. Я отчетливо понимаю, что это не какой-нибудь символический псевдоритуал, который, будучи жалким, мертвым отражением неведомых людям реалий, исполняется членами тайных обществ как «мистерия», а совершенно реальное, непосредственное и животворящее «подключение» к миру иному... «Отныне и вовек ты, Джон Ди, зван, призван и включен!» — мерно и невозмутимо отстукивает метроном моего пульса...

— Ты, стоящий вертикально, раскинь руки в стороны!

Я застываю, словно распятый на невидимом кресте. И тут же слева и справа мои пальцы сплетаются с пальцами моих соседей, и от уверенного сознания того, что наша цепь нерушима, меня переполняет счастливый восторг. Ведь теперь я, как каждое звено этой цепи, неуязвим, ибо, какой бы силы удар на меня ни обрушился, его разделят со мной все сочленения, таким образом, разделенная тысячекратно, гасится сила любого удара, любого несчастья, любого яда из мира людей и из мира демонов...

Блаженный покой, рожденный сознанием твердой почвы под ногами и чувством братской сопричастности, еще течет через меня полноводным потоком, заставляя холодеть от счастья, а чей-то голос в зале восклицает:

— Сбрось свои дорожные одежды, странник!

Я с радостью повинуюсь. Подобно окалине, спадают с меня одежды, опаленные пожаром моей земной обители. Подобно окалине... Легкий озноб понимания: так в конце странствия усталый путник сбрасывает с себя дорожную одежду, не важно, откуда и куда вели эти дороги! Как окалина, осыпалось и платье княгини Шотокалунгиной...

В это мгновение я вздрагиваю от резкого удара молотка, который приходится в самый центр моего лба. Мне совсем не больно — наоборот, этот удар скорее приятен, так как из моего темени вырывается сноп света... Гигантский огненный гейзер, осыпающийся в небе мириадами звезд... И зрелище этого звездного моря доставляет неизъяснимое блаженство...

Медленно и как-то неохотно возвращается сознание...

Меня облекают белые, как снег, одежды. Чтобы лучше рассмотреть мое новое одеяние, я опускаю глаза, но тут же вынужден зажмурить их: теперь и на моей груди сияет золотая роза.

Друг Гарднер рядом; в огромной зале, потолки которой теряются в высоте, висит тихий, ровный гул, кажется, гудит пчелиный рой.

Со всех сторон подходят и обступают меня белые светоносные существа. Все отчетливей, ритмичней и громче становится гул — оформляется в голоса, сливается в хор... И вот под невидимыми во тьме сводами звучит торжественное песнопение: