— Княгиня, вы просто не представляете, в какое отчаянье повергаете меня. Ваша просьба столь незначительна, а представившаяся мне счастливая возможность услужить такой очаровательной, благородной, великодушно доверившейся мне даме столь уникальна, что разочаровать вас — выше моих сил, но что прикажете делать: у меня не только нет описанного вами оружия, но я и в глаза-то его никогда не видел.
Против всех моих ожиданий княгиня нимало не расстроилась; усмехнувшись самым естественным образом, она перегнулась ко мне и с терпеливой снисходительностью юной мамаши, выговаривающей своему завравшемуся любимцу, проворковала:
— О том, что копье, получить которое я так страстно желаю, у вас, знает Липотин, знаю я. Решено: вы мне его — продадите. И заранее благодарю вас от всего сердца.
— Мне ужасно жаль, но я вынужден заметить, милостивая сударыня, что Липотин заблуждается! Здесь какое-то недоразумение! По всей видимости, Липотин меня с кем-то перепутал и...
Княгиня резко выпрямилась и встала. Подошла ко мне. Ее походка... да, да, — ее походка! Внезапно я вспомнил эти движения. Ее шаг был беззвучен, упруг — она двигалась словно на носках, почти кралась, и кралась необычайно грациозно... Впрочем, что это я? Взбредет же такое...
Княгиня продолжала почти нежно:
— Возможно. Даже наверняка Липотин что-то перепутал. Разумеется, копье попало к вам не от него. Ну и что из того? Ведь вы обещали подарить... его... мне...
Я почувствовал, как от отчаянья шевельнулись мои волосы. Взял себя в руки, стремясь как можно мягче объясниться с этой невероятной женщиной — вся нетерпеливое ожидание, стояла она передо мной с широко распахнутыми, отсвечивающими чудесными золотыми искрами глазами и усмехалась с неотразимым
очарованием; я едва удержался, чтобы не схватить эти божественные руки и не покрыть их поцелуями и слезами бессильной досады — ведь я, уже готовый ради нее на все, не мог, не мог исполнить даже такого ничтожного желания!
Я судорожно сцепил пальцы и, глядя прямо в эти лучистые глаза, обреченно простонал:
— Княгиня, последний раз повторяю, что не являюсь владельцем разыскиваемого вами копья или наконечника, что я и не могу им быть, ибо никогда в жизни, несмотря на мою слабость к тем или иным безделушкам, не коллекционировал ни оружия, ни деталей оружия, ничего, имеющего отношение к молоту, наковальне или плавильной печи...
Голос мой становился все тише и наконец совсем угас, зато на щеках вспыхнул предательский румянец... Эта удивительная женщина и бровью не повела — она по-прежнему мило улыбалась, и только ее правая рука, словно намагничивая, непрерывно скользила по великолепному серебряному литью тульского ларца, и он, этот редкостный образец кузнечного, почти ювелирного мастерства, неопровержимо свидетельствовал, что все мои уверения — чистейшая ложь. Какой позор! Необходимо подыскать слова. Однако княгиня небрежно отмахнулась:
— Полноте, сударь, не мучайтесь, я нисколько не сомневаюсь в вашей искренности. И вовсе не собираюсь вызнавать тайну ваших слабостей как коллекционера. Определенно Липотин что-то напутал. Да и я могла ошибиться. И все же еще раз прошу васвойти в мое положение... прошу, понимая всю обреченность своих слишком... наивных... надежд, об оружии, о котором Липотин...
Я рухнул перед ней на колени... Сейчас мне самому стыдно за эту нелепую театральность, но тогда я просто не видел другого, более сильного и одновременно мягкого выражения
— Сударь, я вижу, как вам трудно сломить себя. Поверьте, я вас очень хорошо понимаю. Но еще одно маленькое усилие! Найдите решение, которое бы сделало меня счастливой. Я ещезайду... На днях... И тогда вы исполните мою пустяковую просьбу и подарите мне... наконечник копья.
И княгиня исчезла.
Теперь она неуловимо присутствует в моем кабинете: тонкий,
сладкий, летучий, доселе неведомый мне запах подобен аромату экзотического цветка, однако есть в нем и что-то острое, странно будоражащее, что-то — я не могу найти другого слова — хищное. И вообще этот визит — нечто абсурдное, блаженное, гнетущее, щекочущее нервы, вихрем уносящее все надежды прочь, оставляющее после себя какое-то тяжелое, неприятное чувство и — признаюсь откровенно — страх!
Да, ни о какой дальнейшей работе сегодня не может быть и речи. Пойду прогуляюсь, а заодно зайду к Липотину в Верейский переулок.