Том 3. Бабы и дамы. Мифы жизни

И, лукаво посмеиваясь, он вытянулся на кресле во весь свой богатырский рост, закинул руки за голову, смежил очи и почта моментально заснул, с хитрою улыбкою на губах.

Утром, проснувшись под Вишерою, слышу громкую беседу. Говорили вчерашний спутник со «златницею» и новый пассажир, севший ночью где-то на промежуточной станции, – юный, упитанный щеголек, с очень хорошими, барственными манерами. Первое, что привлекло мое внимание, когда я осматривал пришельца, точь-в-точь такой же брелок-златница, что и у Жряхова, эффектно вывешенный на цветном жилете. Жряхов пучил глаза на златницу незнакомца, видимо недоумевающий и сбитый с толку.

– Позвольте-с, – гудел его густой голос, – вы слово, честное дворянское слово даете мне, что вы не из Жряховых?

– Странный вы человек! – отзывался ему веселый тенор, – говорю же вам: Ергаев, Вадим Ергаев моя фамилия, а с Жряховыми ничего общего не имею.

– Непостижимо!

– Слыхал, что есть такие помещики в нашем уезде. Только из них никто уже в этом имении не живет. Купец какой-то арендует.

– Верно-с… Но в таком случае… удивительно-с… Откуда же это у вас? Быть не может! Удивительно!

Бормоча такие бестолковые восклицания, Жряхов продолжал таращиться на юношу, облизывал губы языком, щипал себя за усы, воздымал плечи к ушам, – вообще, видимо, сгорал от нетерпеливого любопытства пред какою-то сомнительною загадкою или мистификацией… И, наконец, вдруг выпалил густым басом, глядя пассажиру прямо в глаза:

– Стало быть, Клавдия-то Карловна жива еще?

Юноша удивленно раскрыл рот, странно дрыгнул ножкою и протянул медленно и в нос:

– Жи-и-ива… А вы ее знаете?

– Гм… знаю ли я ее? – с ожесточением, и даже как бы обидясь, воскликнул Жряхов. – Кому же ее и знать, как не мне? Ивану Жряхову! Всем нам, Жряховым, благодетельница, пуще матери родной!.. Да! я могу ее знать! Клавдия Карловна человек нашего времени. Но вот, как вы ее изволите знать, – это, признаюсь, мне весьма удивительно: ведь ей, по самому дамскому счету, сейчас за пятьдесят… Куда! к шестидесяти близко!..

Юноша опять конфузливо дрыгнул ножкою и, слегка усилив розовые краски на своем сытом личике, возразил:

– Неужели? Я бы ей и сорока не дал. Удивительно сохранилась!

Жряхов внезапно фыркнул и закатился смехом. Глядя на него, засмеялся и – сначала изумленный и даже готовый обидеться – юноша.

– О… о… от нее? – с трудом пересиливая смех, выговорил Жряхов, коснувшись указательным перстом златницы спутника. Тот неопределенно пожал плечами. Жряхов залился еще пуще.

– А говорили… ничего общего! – лепетал он, вытирая выступившие слезы, – нет, батюшка! Кто сим отмечен, в том. хо-хо-хо! стало быть, есть жряховское! есть! Хо-хо-хо! Фармазоны! Так сохранилась, говорите? Ах, черт ее подери!

– Клавдия Карловна – препочтенная дама, – серьезно сказал юноша. – В нашем захолустье она просто – феникс. Мы бы погибли, спились без нее. Ведь от этой провинциальной скуки черт знает до чего можно дойти. Хоть нулю в лоб – иной раз, а вот Заст на кухаркиной сестре спьяну женился. Скажу вам откровенно: без Клавдии Карловны я сам не знаю, что со мною было бы… Из университета я удален за «историю», приехал под надзор, тоска, хандра, не до работы, кругом пьянство, разврат, – ну, знаете, с волками жить – по-волчьи выть… пропал бы, кабы не Клавдия Карловна.

Жряхов одобрительно кивал головою.

– Что говорить! – согласился он, – сколько ей нашего брата, дворян, спасением обязано, – даже удивления достойно. Только я до сей поры полагал, что она исключительно наш жряховский род, по многочисленности оного, спасала, а теперь вижу, что стала выступать и в другие фамилии. Вы, г. Ергаев, давно ли изволили гостить у Клавдии Карловны?

– Летом 1897-го года.

– Так-с. А я летом 1875-го. Разных выпусков, стало быть. И бешеный смех снова овладел им. Юноша тоже загоготал.

– Господа, – сказал я, – вы так заразительно смеетесь, что слушать завидно. А, судя по громкому вашему разговору, то, чему вы смеетесь, не секрет. Не будьте эгоистами: дайте повеселиться и мне, бедному, скучающему попутчику.

– С удовольствием, – сказал Жряхов.

– Ничего не имею против, – прохихикал юноша.