И вечером при завыванье буриЕе рассказов, мною затверженныхОт малых лет – но всё приятных сердцу,Как шум привычный и однообразныйЛюбимого ручья. Вот уголок,Где для меня безмолвно протекалиЧасы печальных дум иль снов отрадных,Часы трудов, свободно-вдохновенных.Здесь, погруженный в . . . . . .Я размышлял о грустных заблужденьях,Об испытаньях юности моей,О строгом заслуженном осужденье,О мнимой дружбе, сердце уязвившейМне горькою и ветреной обидой.Второй вариант
Не буду вечером под шумом буриВнимать ее рассказам, затверженнымС издетства мной – но всё приятным сердцу,Как песни давние или страницыЛюбимой старой книги, в коих знаем,Какое слово где стоит.Бывало,Ее простые речи и советыИ полные любови укоризныУсталое мне сердце ободрялиОтрадой тихой…После стиха «Оно синея стелется широко»:
Ни тяжкие суда торговли алчной,Ни корабли, носители громов,Ему кормой не рассекают вод;У берегов его не видит путникНи гавани кипящей, ни скалы,Венчанной башнями; оно синеетВ своих брегах пустынных и смиренных…Окончание стихотворения:
В разны годыПод вашу сень, Михайловские рощи,Являлся я, когда вы в первый разУвидели меня, тогда я был –Веселым юношей, беспечно, жадноЯ приступал лишь только к жизни; – годыПромчалися, и вы во мне приялиУсталого пришельца; я ещеБыл молод, но уже судьба и страстиМеня борьбой неравной истомили.Я зрел врага в бесстрастном судии,Изменника – в товарище, пожавшемМне руку на пиру, – всяк предо мнойКазался мне изменник или враг.Утрачена в бесплодных испытаньяхБыла моя неопытная младость,И бурные кипели в сердце чувстваИ ненависть и грезы мести бледной.Но здесь меня таинственным щитомСвятое провиденье осенило,Поэзия, как ангел утешитель,Спасла меня, и я воскрес душой.
Я ДУМАЛ, СЕРДЦЕ ПОЗАБЫЛО
В черновике первым стихам предшествовало неотделанное четверостишие:
Тогда ли, милая, тогда лиБыла явиться мне должна.Когда . . . . . .. . . . . . решена.Кроме того, Пушкин начал писать продолжение:
Гляжу, предаться не дерзаяВлеченью томному души,. . . . . . прелесть молодая,Полурасцветшая в тиши.
НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЛУКУЛЛА
В черновой рукописи вместо четвертой строфы было две. Первая из них кончалась стихами, оканчивающими третью строфу беловой редакции, а начиналась недоработанным четверостишием.
Уж он в мечтах располагалТвоей казною родовою,На откуп реки отдавал,Рубил наследственные рощи.Вторая начиналась начальными стихами третьей строфы беловой редакции и кончалась:
Но что? еще не умер он?Постой, зажми пустую лапу!Зачем же медлить Эскулапу! Забудь соблазна сон.
В МОИ ОСЕННИЕ ДОСУГИ
Предварительные черновые наброски:
1. Онегинской строфой: