Не так счастливец молодойИдет в таинственный покой,Где, нетерпения полна,Младая ждет его жена,С каким я трепетом вступалВ тот роковой, священный зал,Где жизнь, и смерть, и честь людейВ распоряжении судей.Герой – а я теперь герой –Быть должен весь перед тобой,О публика! во всей красе…Итак, любуйся: я плешив,Я бледен, нервен, я чуть жив,И таковы почти мы все.Но ты не думай, что тебяХочу разжалобить: любяСвой труд, я вовсе не ропщу,Я сожалений не ищу;«Коварный рок», «жестокий рок»Не больше был ко мне жесток,Как и к любому бедняку.То правда: рос я не в шелку,Под бурей долго я стоял,Меня тиранила нужда,Гнела любовь, гнела вражда;Мне граф <Орлов> мораль читал,И цензор слог мой исправлял,Но не от этих общих бедЯ слаб и хрупок как скелет.Ты знаешь, я – «любимец муз»,А невозможно рассказать,Во что обходится союзС иною музой; благодатьТому, чья муза не бойка:Горит он редко и слегка.Но горе, ежели онаСлаволюбива и страстна.С железной грудью надо быть,Чтоб этим ласкам отвечать,Объятья эти выносить,Кипеть, гореть – и погасать,И вновь гореть – и снова стыть.Довольно! Разве досказать,Удобный случай благо есть,Что я, когда начну писать,Перестаю и спать, и есть…Не то чтоб ощутил я страх,Когда уселись на местахИ судьи и народ честной,Интересующийся мной,И приготовился читатьТот, чье призванье – обвинять;Но живо вспомнил я тогдаСчастливой юности года,Когда придешь, бывало, в классИ знаешь: сечь начнут сейчас!Толпа затихла, началсяДоклад – и длился два часа…Я в деле собственном моем,Конечно, не судья; но в том,Что обвинитель мой читал,Своей статьи я не узнал.Так пахарь был бы удивлен,Когда бы рожь посеял он,А уродилось бы зерноНи рожь, ни греча, ни пшено –Ячмень колючий, и притомНаполовину с дурманом!О прокурор! ты не статью,Ты душу вывернул мою!Слагая образы мои,Я только голосу любвиИ строгой истины внимал,А ты так ясно доказал,Что я законы нарушал!Но где ж не грозен прокурор?..Смягченный властию судей,Не так был грозен приговор:Без поэтических затей,Не на утесе вековом,Где море пенится кругомИ бьется жадною волнойО стены башни крепостной, –На гаупвахте городской,Под вечным смрадом тютюна,Я месяц высидел сполна…Там было сыро; по угламБелела плесень; по стенамКлопы гуляли; в щели рамДул ветер, порошил снежок.Сиди-посиживай, дружок!Я спать здоров, но сон был плохПо милости проклятых блох.Другая, горшая беда:В мой скромный угол иногдаЯвлялся гость: дебош ночнойСвершив, гвардейский офицер,Любезный, статный, молодойИ либеральный выше мер,День-два беседовал со мной.Уйдет один, другой придетИ те же басенки плетет…Блоха – бессонница – тютюн –Усатый офицер-болтун –Тютюн – бессонница – блоха –Всё это мелочь, чепуха!Но веришь ли, читатель мой!Так иногда с блохами бойБыл тошен; смрадом тютюнаТак жизнь была отравлена,Так больно клоп меня кусалИ так жестоко донималЧто день, то новый либерал,Что я закаялся писать…Бог весть, увидимся ль опять!..