Северные ночи длинны, синева их изменчива, видения их многообразны. Северный художник поневоле предпочитает бесцветному дню — многоцветную снежную ночь. Называя сем именем последнюю книгу моего нынешнего собрания стихотворений, я хотел бы, чтобы читатели вместе со мною видели в ней не одни глухие ночные часы, но и приготовление к ночи свет последних закатов, и ее медленную убыль — первые сумерки утра.
Январь 1912
К поэме «Возмездие»
Возмездие. Первая редакция поэмы
(Варшавская поэма)
Посвящается сестре моей Ангелине Блок
1
Жандармы, рельсы, фонари,Жаргон и пейсы вековые…И вот — в лучах больной зариЗадворки польские России…Здесь всё, что было, всё, что есть,Все дышит ядами химеры;Коперник сам лелеет месть,Склонясь на обод полой сферы…Месть, месть — в холодном чугунеЗвенит, как эхо, над Варшавой,То Пан-Мороз на злом конеБряцает шпорою кровавой…Вот — оттепель: блеснет живейКрай неба желтизной ленивой,И очи панн чертят смелейСвой круг — ласкательный и льстивый.Всё, что на небе, на земле,Повито злобой и печалью…Лишь рельс в Европу в черной мглеПоблескивает верной сталью.2
Отец лежал в «Аллее роз»,Уже с усталостью не споря.А поезд мчал меня в морозОт берегов родного моря.Вошел я. «В пять он умер. Там», —Сказал поляк с любезной миной.Отец в гробу был сух и прям.Был нос прямой — а стал орлиный.Был жалок этот смятый одр,И в комнате чужой и теснойМертвец, собравшийся на смотр,Спокойный, желтый; бессловесный.Застывший в мертвой красоте,Казалось, он забыл обиды:Он улыбался суетеЧужой военной панихиды.Но я успел в лице признатьПечать отверженных? скитальцев(Когда кольцо с холодных пальцевМне сторож помогал снимать).3
Да, я любил отца в те дниВпервой и, может быть, в последний…В толпе затеплились огниВослед за скучною обедней…И чернь старалась как могла;Над гробом говорили речи;Цветами дама убралаЕго приподнятые плечи.Потом — от головы до ногСвинцом спаяли ребра гроба(Чтоб он, воскреснув, встать не мог, —Покойный слыл за юдофоба).От паперти казенной прочьТащили гроб, давя друг друга.Бесснежная визжала вьюгаЗлой день сменяла злая ночь.4
Тогда мы встретились с тобой.Я был больной, с душою ржавой…Сестра, сужденная судьбой,Весь мир казался мне Варшавой!Я помню: днем я был «поэт»,А ночью (призрак жизни вольной?)Над черной Вислой — черный бред?Как скучно, холодно и больно!Лишь ты напоминала мнеСвоей волнующей тревогойО том, что мир — жилище бога,О холоде и об огне.5