Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

Альфред обернулся к Румову и сказал ему по-русски:

— Не обращайте внимания.

Румов только-только собрался что-то ответить, как Пуппер вдруг прямо-таки прыгнул на свой сексуально любимый диван.

— Вы открыли мне целый мир, Альфред! — дико возопил он. — Теперь мне хочется жить. Кругом одни бабы. Да еще покорные, под тебя! Я чувствую, что никогда не умру! Скорей бы взяли на Корабль бессмертных, чуть-чуть поднакачать меня надо чем-нибудь секретным, и я буду славный парень! О’кей!

«Что его так разбередило? — подумал Румов. — Но хорош, хорош! Наверное, его будут использовать как материал…»

Альфред угадал мысли Румова:

— Ни в коем случае. Только частично, — сказал он загадочно, опять по-русски.

Но Пуппер уже не обращал на них внимания. Он визжал, вопил, что он навсегда бессмертный и весь земной шар со своими городами и небоскребами — его любовница. Альфред смотрел на него властно и снисходительно. Румов почувствовал, что Норинг обладает какой-то альтернативной силой.

…Взъерошенные этим обходом сильных мира сего, Румов вместе с Альфредом покинули Дом.

— Все в этой стране под контролем, — процедил Норинг сквозь зубы. — Даже сумасшествие. И тем более бессмертие.

На прощание решили встречаться по-прежнему, но посещать «бессмертных» Румов отказался.

Он вернулся к сестре и, войдя в квартиру, от ужаса перед увиденным расцеловал ее.

— Антропологическая катастрофа неизбежна, род человеческий станет иным, прямо скажем, жутковатым, — заключил он.

И они решили пуститься, пока не поздно, в загул. Дни замелькали стремительно и пестро. Встречи, студенты, музеи, профессора и здания, небоскребы, движение, азарт на улицах будили воображение больше, чем сами люди. Приближался срок возвращения Таисии в Москву, и Петр тоже решил покинуть Америку вместе с сестрой.

Еще раз Петр вместе с Альфредом посетил Дом бессмертных. На этот раз ему просто стало скучно от всей этой странной приниженной ауры бессмысленных бесед. Зато Таисия немного удивила и развлекла его. Оказалось, что на ее руку претендовал некий американский миллионер, с которым ей довелось познакомиться на одной из встреч. Миллионер был из скромного ряда и к тому же немного растерян внутренне, как многие американцы, ищущие «покоя и мира в уме», так называемого peace of mind. Ум не давал им покоя, теребил их нервы, путал сновидения. Он вечно блуждал по темным коридорам бесконечных забот, оплат, в поисках работы и так далее.

Миллионера звали Майкл Стимсон. Таисия не понимала, чем она разбередила его ум. Она ничего особенного ему не говорила, так, мимороком… Он стал приглашать ее на разные встречи, раунды, где за столиком можно было поговорить. И он признался ей, что она открыла для него целый мир, о котором он раньше не имел никакого представления.

— Вы всегда в своем разговоре употребляли слова, которые мы обычно не используем, — о своих настроениях, переживаниях, тоске… Иными словами, вы раскрыли мне свою русскую душу. И мне теперь трудно без вас в этой постоянной суете и погоне, — поведал этот Майкл ей.

Таисия отчаянно пыталась восстановить в памяти, что же такого она ему наговорила, но так и не могла вспомнить хоть что-то. Она, озадаченная, со смехом рассказала об этой истории брату.

— Разумеется, я категорически отказала ему и его вилле во Флориде. Когда я себя представляла в виде его жены, то приходила в ужас от этой картины. Скука, бессмысленность вдали от России и нашего круга в Москве, без которых и жить немыслимо; без наших друзей… Вдали от нашей какой-то немыслимо притягивающей к себе русской жизни.

— Это уж точно. Сомнений нет, — заметил Румов.

— Я уж не говорю о тебе и близких… Кстати, сам он, Майкл этот, вполне порядочный и где-то добрый человек. Но, в принципе, отбросив личный и национальный момент, если бы я осталась… Здесь не будет жизни души. Жизнь души прекратится.

Петр и Таисия сидели друг против друга на диване, в уютной, ставшей достаточно русской временной квартире Таисии.

— Что ты так взволновалась, Тася, — заметил Румов. — Тебя, видимо, больше всего задела чисто теоретическая мысль остаться здесь навсегда. Ты же никогда за него не захочешь выйти, но твое воображение, сама возможность жить здесь тебя привела в ужас.

— Конечно.

— Хорошо. Представим. Ты говоришь о смерти души. Тем более в нашем понимании. Но дух, если он есть в человеке, его нельзя убить. Даже в аду.

— Но для нас душа так же важна, как и дух.

— В том-то и дело. Духовно выжить здесь можно только в лесу, в полном одиночестве, а не в идиотской семье миллионера или кого угодно… Я же бывал здесь раньше. На этой земле нет Святого Духа… В поверженной Европе кое-что осталось от остатков культуры, от дыхания и ауры старинных церквей. Чуть-чуть.

— А у нас?

— А у нас, — произнес Румов, — у нас реально есть Святой Дух, есть Бог. Но поэтому есть и дьявол. В конце концов, потому что дьявол ищет достойного противника. Что ему Америка? Карикатура на сатану! Зачем?

— А у нас, — тихо ответила Таисия, — вертикаль есть, но она идет и вниз. И вверх, запредельно, и вниз, во тьму.