Когда учишься, то читаешь иноязычный текст очень внимательно и замечаешь в нем больше, чем замечал, читая перевод. Каждый читавший в двадцать лет латинские «Метаморфозы» замечал в них непривычную странность: поэма очень эмоциональна, но эмоциональных эпитетов в ней очень мало (разве что в речах персонажей). Овидий не скажет «бедный олень» или «милый олень», он скажет «пугливый олень» или, еще чаще, «быстрый» или «рогатый» олень. Иногда эти эпитеты внешней характеристики даже трудно передать по-русски: например, «горизонтальный заяц» — приходится переводить «пригнувшийся» или «пластающийся» по земле. На первых страницах латинской поэмы это удивляет, на двадцатой странице привыкаешь и перестаешь удивляться. Щеглову удалось сохранить свое удивление. Он задумался: как устроена система эпитетов в этой поэме? Через несколько лет вышла его первая статья о художественном мире «Метаморфоз». Теперь вышла книга.
Читатель хорошо сделает, если начнет читать эту книгу с конца — с «Приложений». Там предлагается полный список характеристик предметного мира Овидия — главным образом эпитетов, но не только (олень — «рогатый», «быстрый», «пугливый»; олень — «бегает», «щиплет траву», «живет в дубравах»…). Эти «параметры» составляют 50 пунктов с подпунктами: «быстрый — медленный», «твердый — мягкий», «горячий — холодный». Подзаголовок к их перечню — «всемирная анкета»: весь мир расписан у Овидия именно по этим анкетным пунктам, и поэтому все предметы в нем сопоставимы и соизмеримы друг с другом. Вся большая книга Щеглова — развернутый комментарий к этой анкете.
Читая эту анкету, мы неминуемо вспомним, как нас самих учили в школе, что такое эпитет. «Подберите эпитеты к слову „олень“». «Рогатый, быстрый, пугливый» — вот, пожалуй, действительно все: вряд ли кто скажет «серый» или «хромой» — это будут признаки не оленя вообще, а отдельного, единичного оленя. В мире Овидия живут только «олени вообще», в «лесах вообще», и на них охотятся «охотники вообще». Обычно это не замечается — но лишь потому, что Овидий с удивительным искусством всякий раз поворачивает предмет то одной, то другой, то третьей из его постоянных характеристик. На самом же деле он дорожит этими «вообще» потому, что он пишет — сознательно или бессознательно — не о таком-то герое, превратившемся в такого-то оленя, а о «мире вообще». Мир этот богат и сложен, но в своем богатстве и сложности закончен, строен, отчетлив и постоянен. Что такое сложность, что такое индивидуальность? Неповторимое сочетание нескольких признаков, каждый из которых в отдельности — простой и повторимый. Всякий гласный звук в языке слагается из нескольких «дифференциальных признаков»: он звонкий или глухой, твердый или мягкий, короткий смычный или долгий щелевой и т. д. Таковы и все понятия в нашем сознании; таковы и все образы в «Метаморфозах» Овидия.
Само центральное понятие «метаморфоза», превращение, парадоксальным образом только подчеркивает устойчивость овидиевского мира. «Превращение» — это значит: предмет претерпевает изменения («мутации») по таким-то своим параметрам, но в четко ограниченных пределах. Когда Актеон превращается в оленя, то он становится из двуногого четвероногим, из безрогого рогатым, из гладкокожего шерстистым, из охотника предметом охоты и т. д., но он не становится ни жидким, ни ползучим, ни исполинским, ни лающим. Просто на земле стало одним человеком меньше и одним оленем больше (в крайнем случае — на земле появился новый зоологический вид, но такой же четко определенный, как и старые зоологические виды). Овидий зорко отмечает подробности фантастического процесса (руки покрываются шерстью, пальцы срастаются в копыта, голос не повинуется) и незавершенные его стадии («гибридные»: тело у Актеона уже оленье, а мысли и привычки еще человечьи). Но это — быстропреходящие состояния, которые только оттеняют стабильность и начальной, и конечной формы тела, вписанного в систему мира.