Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

Камышовая подстилка.
Он ворочался с плеча на плечо.
Неоструганные бревна в потолке
стонали, как порой при распятии.

Здесь, в приветренных друг к другу лачугах,

обо всем забыли.
А он думал с тоской и отвращением
о сказанье про бессмысленный гнев
меж блистательных вождей
и о стыдном
лязге их отточенного оружия.

Где-то на сажень в глубину

прах еще пестрел
то светлыми, то рябыми осколками
их рассыпавшихся костей.

Торопливо, из сна в сон

он обшаривал взглядом побережье,
и тогда встал некто
тысячелицый,
словно встал в нем целый народ,
гнутый гнетом и оставленный богом.

Вставший сделал знак и сказал:

«Приди в Македонию
и помоги нам».
Он был должен бороться и здесь —
бродячий проповедник, шатровых дел мастер,
может быть — припадочный.
Бороться
против страха, за послушанье.

Смутен и чужд

был ему Запад.

Но с рассветом его доверие пересилило

его разум.
Он оставил здесь плащ
и много книг.
Его Сила взошел с ним на корабль;
в суме хлеб и копченая рыба.

Вековечный пугающий шорох посуху —

пока киль не оторвался от песка
и не закачало их море.

Погода стояла добрая.

Два перехода. В Македонии бросили причал
возле мола маленькой пристани.

Купцы с высокими лбами,

рыбаки — как все рыбаки,
с напряженным взглядом от блеска моря,
все спешат,
все при деле.
Но вдруг вышли женщины, молодые
и немолодые, окружив
их обоих.

Лучше было отойти с ними в сторону,

к городской стене.
Песок жег ему ноги сквозь сандалии.
Наконец у реки нашлась трава,
можно было присесть и прилечь.

Он развернул писание,

и не только отсвет пергамента
озарил бородатое
его лицо.
Все приникли слухом к толстым его губам.
Тихо и вольно открывал он им
новую достоверность —
духа, который нисклоняется,
чтобы любить.

И он обрел веру.

Первая в этой части света

последовала ему и вступила в реку,
подобравши платье, одна из женщин,
пожелавшая жить по-новому.
И в знак,
что держава и сила отныне —
с нею,
окропил он водой
светлые ее волосы.

Она была еще молодая.

Одна, без мужа, она вела торговлю
пурпуром близ города Филиппы.
Ее звали Лидия.

ПРИЗНАКИ СТАРОСТИ

Это когда чаще
вспоминаешь
о своих путях.

О проселочной

с запыленной по сторонам травой
дороге
по окраинам городков,
о сбегавшей с кручи
к Дунаю,
прятавшемуся в прибрежных лесах.

Мы сошли по ней

вдвоем
и наткнулись

на тропинку возле самой реки.

И раскинулся перед нами путь

чистой воды,
гладкий, зыбкий, открытый

в дальнюю даль —

в будущее.

Как нам было тут же не обняться

крепче,
как никогда?

Даже в необозримости

я хотел бы
никогда тебя не терять.

О ПЕРЕВОДЕ

ОБ АРИСТОТЕЛЕ [88]