Рифмы «оригинала» — субстантивная и глагольная; рифмы «перевода» — только субстантивные. Глагольные рифмы считаются предосудительно легкими, и современные переводчики избегают их даже тогда, когда в подлиннике они налицо. Таким образом, эта перемена тоже характерна для разницы между «оригиналом» и «переводом».
Наконец, оглянемся на обрамление «оригинала» и «перевода» — на строфы I и III. Первая строфа — три фразы (1 + 1 + 2 строки) и в них стилистический диссонанс — прозаизм «Расположенье подлинного текста». Точно такое же строение, как мы видели, имеет не парная к ней вторая строфа («оригинал»), а зеркально расположенная четвертая, последняя строфа («перевод» — с прозаизмом «И затихает в городе движенье»). Третья строфа — четыре фразы (по одной строке каждая); точно такое же строение имеет зеркально расположенная вторая строфа («оригинал»). Таким образом, композиция всего стихотворения оказывается построена по зеркальному принципу, зеркальный принцип подсказан образом зеркала, а образ зеркала — темой стихотворения: переводом, «отображеньем».
Из сказанного видно, что расположение материала по строфам стихотворения никак не случайно. Если мы поменяем местами «оригинал» и «перевод» — строфы II и IV, — то образы от начала к концу станут ярче, стилистика богаче, фоника упорядоченнее, «отображенье» станет выразительнее своего образца. Соответствие формы содержанию разрушится или, во всяком случае, станет сложнее и трудноуловимее. В настоящем же виде тема «перевода-зеркала» полностью определяет строение стихотворения.
Считается, что соответствие формы содержанию — привилегия великих литературных произведений. Разбор скромного стихотворения Д. С. Усова показывает, что, пожалуй, не только великих. Было бы интересно аналогичным образом обследовать гипотетически перестроенный вид этого стихотворения — с переставленными строфами II и IV. Несомненно, композиционные закономерности удалось бы найти и там, но они были бы сложнее. Когда удастся меру такой сложности выражать в объективных количественных показателях, тогда, вероятно, можно будет выявить оптимальную степень сложности, соответствующую интуитивно ощущаемым (разными читателями по-разному) характеристикам «хорошо — плохо».
P. S.
СТИХ ПЕРЕВОДОВ О. МАНДЕЛЬШТАМА ИЗ СТАРОФРАНЦУЗСКОГО ЭПОСА
[211]О. Мандельштам работал над переводами из старофранцузского эпоса в начале 1920‐х годов. Переведены были отрывки из «Жизни святого Алексея», «Песни о Роланде» (шесть эпизодов), «Паломничества Карла Великого в Иерусалим и Константинополь» (два эпизода), «Коронования Людовика», «Битвы при Алискансе», «Сыновей Аймона» и «Берты — Большой Ноги». Из всех этих текстов Мандельштам напечатал только «Сыновей Аймона» (в журнале «Россия», 1923, № 5, в альманахе «Наши дни», 1923. № 3, и в «Камне», 3‐е изд., 1923). Об остальных он публично не вспоминал, и они были забыты. В 1967 году «Алексей» и «Алисканс» появились в Собрании сочинений под ред. Г. Струве и Б. Филиппова (2‐е изд. Т. 1. Нью-Йорк, 1967); остальные тексты опубликовала В. А. Швейцер в «Slavica Hierosolymitana» (1979, vol. 4). Мы пользовались их текстом по изданию: О. Мандельштам. Сочинения. Т. 2. Проза, переводы (подготовка текста переводов и комментарии к ним — А. Д. Михайлова). Нумерация эпизодов — по этому изданию. Мы позволили себе только заменить рукописную редакцию первых трех строк «Сыновей Аймона» печатной редакцией самого Мандельштама.