Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

…В страшной беде свое рыцарство видит:
Съесть их хотят леопарды, медведи,
Змеи, гиены, драконы и черти…
…Все говорят человеческой речью
И говорят: «Сир, отдайте нам дога:
С вами ему оставаться негоже…»

Наряду с этим, конечно, остается и большое число стихов с ямбическим ритмом («Устал король, велико его горе, И прикорнул, заснул, не может больше…»), и еще большее число стихов со смешанным ритмом, не укладывающимся ни в ямб, ни в дактиль. Это существенно потому, что 9- и 11-сложные строки нашего размера предпочитают ориентироваться на звучание именно ямбических и дактилических 10-сложников, как бы пропуская или наращивая в них отдельные слоги.

Так, из 28 9-сложных строк основной части «Балиганта» 9 строк (32 %) образованы как бы пропуском слога в ямбе:

— а 19 строк (68 %) — как бы пропуском слога в дактиле (чаще к концу стиха, как в дольнике):

Так, из 44 11-сложных строк 20 строк (45 %) образованы как бы наращением слога в ямбе:

— 12 строк (27 %) — как бы наращением слога в дактиле:

— и лишь 12 строк (27 %) — наращением слога в более аморфных ритмах; чаще всего это наращение двух слогов в начале дактиля и пропуск одного в середине:

Пропуск слога, таким образом, предпочитает дактилические ритмы (дольниковая привычка?), наращение слога — ямбические.

Обратим внимание на то, что в строках с ямбическим ритмом и усечения, и наращения слогов гуще всего сосредоточиваются на 3‐й стопе, после бывшей цезуры — на том месте, где и оригинал дозволял расшатывание ритма и появление послецезурного сверхсхемного слога (как в «Громы грохочут, гуляет ветер с градом»). Можно считать, что именно отсюда пошли эксперименты Мандельштама по деформации слогового объема первоначально 10-сложной строки.

Три первые ступени этой деформации мы уже проследили: это стих «Берты» (87 % 10-сложников), стих эпизода с Балигантом (50 %), стих вставки в «Балиганта» (32 %). Здесь 10-сложники по крайней мере количественно превосходили все другие длины стиха. Затем и это кончается: во всех остальных отрывках эпоса (кроме двух, на которых мы сейчас остановимся) стих растягивается и 10-сложники остаются в меньшинстве. Пример — эпизод «Смерть Роланда»: 82 строки насчитывают 12 видов длины стиха — 8-сложники (2), 9-сложники (4), 10-сложники (7), 11-сложники (12), 12-сложники (14), 13-сложники (18), 14-сложники (7), 15-сложники (8), 16-сложники (7), 17-сложники (1), 18-сложники (1), 19-сложники (1). Три самые частые формы, 11–13-сложники, в совокупности составляют только 54 % строк. Совершенно ясно, во-первых, что 10-сложник уже перестает быть ориентиром длины стиха и, во-вторых, что уловить — слухом, без намеренного счета — слоговую разницу между строками такой длины заведомо невозможно. Такие стихи воспринимаются сознанием не целиком, а по полустишиям. К рассмотрению таких стихов мы и переходим, начав с тех двух стихотворений, в которых членение на полустишия отчетливо задано самим Мандельштамом.

3

Расшатанный силлабический (7 + 5) — сложник. Это — стих древнейшего из переведенных Мандельштамом памятников, «Жизни святого Алексея». Оригинал написан тем же 10-сложником (4 + 6), что и «Песнь о Роланде»: именно из «Алексея» и других книжных стихов этот размер перешел в светский эпос. Однако Мандельштам не делает ни малейшей попытки передать в переводе этот 10-сложник. Из 99 строк его перевода половина укладывается в нимало не похожий (7 + 5) — сложный размер: 43 строки — в (7 м + 5ж), 7 строк — (7ж + 5ж):

(заметим, что в «от великого от горя» Мандельштам повторяет предлог, чтобы сохранить число слогов):

Ближайшие ассоциации, какие вызывает этот стих у русского читателя, — это силлабический размер Кантемира (7 + 5) «Уме, недозрелый плод / недолгой науки…». Очень вероятно, что Мандельштам сознательно или бессознательно сам ориентировался на этот размер, чтобы подчеркнуть для читателя особенную архаичность «Алексея» — одного из самых ранних памятников французской поэзии.