«Полный тогда невер, я ощущал всю зыбкость, непрочность жизни… Не предчувствование „миров иных“, ведомое Святым или величайшим поэтом, тоскующим в „забавах мира“… а именно, –
«…Она признавалась, что в душе ее тогда все спуталось: и страх Божий, и „страшные кощунства“. Душа ее как бы разрывалась, сделалась полем брани между Господним светом и злою тьмой»…
В «Записке к ближним» она покаянно записала: «…Про все забыла, но Бог не забыл меня: тою же ночью послал мне знамение сна крестного».
«…И как он радовался, что „сподобился помешать соблазну“. Этот разговор с Карпом был уже много после, когда я
«„И Господь не забыл меня“, записала она в „Записке к Ближним“, и послал мне во знамение – Крестный сон». «…Даринька видела себя стоящей на каменистой равнине… И увидала, как на равнине простерся огромный крест… И ее вознесли на крест… И она увидела четыре больших гвоздя, кузнечных… и услыхала, что прибивают правую ее руку к кресту… и этой болью почувствовала желание быть распятой… И такое радостное желание, что заплакала… молитвенно воззвала помыслом: „Укрепи, Господи!“ И она услыхала, как быстро вонзили четвертый гвоздь… И услыхала тупые стуки, будто от молотов, забивавших тот гвоздь ей в сердце… И голос, полный благоволения, сказал: „Се причастилась Господу“…» «От этого слова взыграло сердце… проснулась в радостном изумлении и слезах»…
«…Вспоминая то утро, она писала в „Записке ближним“: „Смиловался Господь и указал мне Пути Небесные…“ …Все утро светилась душа ее, и она помнила тот небесный голос. Но пришел день и забылся голос. Старалась его вспомнить, – и не могла. До конца дней не вспомнила».
«…С ней случился „молитвенный припадок“… и когда она пришла в себя, ее лицо было необыкновенно светлое. – Тогда она увидела
«Страдание о счастьи, и темные силы были попущены в ту игру. Эта „игра“, как выяснилось потом определенно, была необходима, чтобы направить шаткие жизни наши к определенной цели – направить „небесными путями“».
Эти записи чрезвычайно важные, потому что в них Иван Сергеевич указывает определенно на мученическую кончину Дариньки, о которой он должен был писать в 3-м или 4-м томе.
«…А они, старец и святая, все
«Даринька: „Но мне другое назначено, –